четверг, 20 апреля 2017 г.

Глава 3. Такая разная любовь.


Фелиция проснулась, когда экипаж затормозил у дверей их особняка. Она поправила шляпу и томно взглянула на мужа, сидящего рядом: Альфред, мне бы хотелось немного отдохнуть в постели, я устала от порки приютских негодников и их воплей. Ах, эти невоспитанные дети совсем не умеют терпеть заслуженные поучения. Но, по крайней мере, я совершенно уверена, что они надолго запомнят сегодняшний урок, - здесь Феля хитро улыбнулась любимому супругу, на самом деле, она чувствовала себя вовсе не усталой, а приятно возбужденной, - Сейчас всего три, еще два часа до чая. Если ты не очень голоден, давай отдохнем. Альфред тоже очень хотел Фелюшку!!!! Переживания в приюте возбудили его эротический аппетит... Поэтому он поцеловал жену и нежно добавил: «Ты права, Ангел мой!!!!» Только прежде, чем удалиться в спальню, мистер Ричардсон отдал распоряжения слугам: «Энтони, проследи, чтобы Джим и Френсис никуда не выходили из дома. А лучше запри их в их комнатах до завтра. Розги замочить, завтра эти непослушные ощутят на своих задах гибкость и болючесть прутьев...» Розги «для детей» забрала Фелечка и уже отнесла в спальню. Реакцией на слова Альфреда стали слезы Франчески и смущение Джима, предвкушавших позор и страдание от порки. А также удовлетворение Энтони и Бетси. Дело в том, что у дворецкого и кухарки была дочь, ровесница Френсис, жившая у родителей Бетси. Поэтому правила поведения для молодой девушки, которые нарушила горничная, имели для них важное значение. Имей они власть, сами бы до крови запороли Френки и Джима... Альфред прошел в спальню, где Фелюшка уже дожидалась его, полуобнаженная... Войдя в доме, Фелиция сразу прошла в спальню, предоставив мужу общение со слугами, сняла все лишнее, избавилась от корсета, накинула пеньюар и стала расчесывать волосы. Она, конечно, знала, что это ее обязанность – держать прислугу в рамках, но слишком уж она устала сегодня от наказательной деятельности в приюте. Не хотелось больше видеть слез и огорченных лиц. А вот и Фредди. Он вошел в спальню и, склонившись к супруге сзади, обнял ее, зарываясь лицом в черные кудри, накрыв теплыми ладонями округлые холмы крупных грудей. Феля откинулась назад и прижалась к нему, нежась в сильных руках, он всегда отлично чувствовал и понимал, что ей необходимо. Трепещущее тельце жены еще больше возбудило Альфреда... Он начал нежно целовать ее шейку, плечики, опускаясь сзади все ниже... Его руки поласкали Феличкины Монбланы, напряженные их Вершинки, и опустились на бедра... Альфред спустил панталончики, открывая попочку жены... Даже яркие полоски от утреннего наказания не портили этот совершенный в своей красоте задик... Муж опустился на колени и поцеловал левую, затем правую половинку, нежно куснул ягодичку и облизал место укуса... Нежные и страстные вздохи Фелечки поощряли его к продолжению... Одновременно руки сомкнулись на лобке, а пальцы левой руки проникли к самому заветному месту - входу в пещерку... Али-баба уже стоял в полной готовности и был прекраснее, чем детская игрушка приютского мальчишки Джека... Альфред развернул Фелю лицом к себе и впился поцелуем в нижние губки, а руки принялись поглаживать, тискать и пошлепывать попку. От Пещерки он поднимался вверх, к животику, готовясь покорять, как альпинист, Две Несравненные горные Вершины... Как будто случайно, он толкнул головкой Али-бабы, как котенок толкается своей головкой, в ручку жены, ожидая, что она возьмет его в свой кулачок и приласкает... Все волнения после приютских страстей и даже реакция слуг на объявленную на воскресенье порку, все это возбуждало желание... Пока оба, Альфред и Фелюшка, не будут лежать, истощенные страстью и счастливые от Любви, для них не будет существовать ничего... Сейчас они только вдвоем на Земле, Любящие, Нежные, Страстные и Неутомимые в Страсти... Дыхание Фели учащалось и учащалось, губы мужа на ее теле вызывали прилив страстного желания. Член его мягко коснулся пальцев, прося внимания. Женщина обхватила ладонью крупную головку, пробежалась тонкими пальцами по стволу, чувствуя, как подрагивает Али-Баба от каждого прикосновения. Не отпуская столь притягательную часть тела, Фелиция встала и притянула голову Фредди к своим губам, а затем повлекла его к постели. Ощутив нежные и сильные объятия на своем пенисе, Альфред забыл о последних остатках ревности... Его Али-баба чувствовал себя так уютно в ладошке Фелечки!! Фреди страстно приник губами к устам жены... Казалось, что даже их дыхание слилось в одно на двоих, так они были близки в эти минуты... Феля повлекла мужа к постели. И он послушно последовал за нею... На кровати Феля не выпускала из руки Али-бабу и направила его к створкам Пещеры... Ее ножки раздвинулись, открывая взору мужа самый прекрасный пейзаж. Пенис Альфреда увеличился в размере и жил своей жизнью, он стремился войти в фелечкину Пещерку... Но сначала Феля, управляя его путешествием, погладила головкой по краям пещеры, возбуждая себя... Альфред лежал на боку, обняв жену правой рукой, прижимая к себе ее дрожащее от страсти тельце. Пока Феля управляла действиями его пениса, он не предпринимал самостоятельных действий, чтобы не разорвать интим и не отвлекать Фелю от сексуальной прелюдии... Такие увлекательные ласки у них были редкими, для них нужен был особый эмоциональный настрой... Порки в приюте и ожидание вечерней супер-экзекуции супругов как раз создали нужную атмосферу... Феля провела еще раз головкой Али-бабы по краям Пещеры и протолкнула пенис мужа в глубь... Дальше Альфреду не нужны были приглашения... и он сам продолжил путь к Храму, стараясь, чтобы движения были сильными, но нежными... Руки Альфреда опустились на бедра Фели, он сжал ее половинки, помогая жене приблизиться... Наконец, лобки супругов приблизились другу к другу, Али-баба прошел свой путь до конца... В эту минуту Феля изогнулась и вскрикнула: «Давааайййййййй!!!!!» В дополнительном поощрении Альфред не нуждался... Он со скоростью и темпом призового скакуна начал службу... Пещерка сомкнула свои объятия, усиливая эффект трения... Резкие движения взад-вперед, вскрики, метания Феличкиных монбланов, дрожащие от страсти тела... Словарного запаса всех языков мира не хватило бы, чтобы описать все, чем была заполнена жизнь супругов в эти минуты. Во время одного из извиваний тельце Фели приблизилось к лицу Альфреда, и он поцеловал сосок левой грудочки жены... Правой рукой он обхватил ее за спину, продолжая ласкать губами ее тугие полные груди... облизывая и посасывая напряженные вершинки, как младенец, который старается не упустить ни одной капли молока из материнской груди... Али-баба, ставший в это время Жрецом Храма Любви, продолжал свою Службу... Рычащие и стонущие от страсти Альфред и Фелиция превратились в одно, неразрывное, тело, жившее Любовью и Наслаждением!!!! Наконец, наступил пик возбуждения, и супруги кончили, Фелиция, а за ей и Альфред… Страсть еще не была утолена полностью, но сил на немедленное продолжение уже не было… Поэтому они легли, нежно обнявшись, и погрузились в полудрему… *** Пока господа отдыхали от трудов, Энтони и Бетси развели по комнатам Франческу и Джима. Провинившихся раздели, оставив им каждому только рубашки. Заперев комнаты, дворецкий и кухарка уединились в хозяйстве Бетси. Здесь, на кухне, они не раз запирались и отдавались самой страстной любви. Несмотря на возраст желание не исчезало и только подкреплялось. Теперь же, когда только что им довелось присутствовать при объявлении о порке, это только добавило им прыти. И Энтони, и Бетси вспомнили, как в прошедшее воскресенье они сами виляли своими задами под господскими розгами, а еще больше, как они выставляли себя друг перед другом в очень возбуждающей позе. Тогда, сразу после наказания, они также заперлись в кухне и занимались сексом. Боль на пухлой попке Бетси приучила их к позиции «сзади». В такой позе Бетси получала двойное наслаждение: к члену Энтони добавлял стимуляцию своим кулаком на лобке. А Энтони любил видеть роскошный зад Бетси. Пухленькая фигурка жены была ем дороже всех смазливеньких худышек!!!! И так, Бетси заперла кухню и медленно, повиливая бедрами, чтобы еще сильней завести мужа, направилась к большому разделочному столу. Подойдя к самому краю, она подняла сзади юбки и рубашку, открыв Энтони вид на самое роскошное тело: два пухленьких полушария зада, белее молока, стройные и тоже пухленькие ноги, которые Бетси расставила пошире, чтобы «малышу Тони» (так она в шутку называла член мужа) было удобней войти... Пока Бетси шла к столу тот самый «малыш» уже чуть не порвал штаны, а когда взор Энтони были открыты прелести женушки, удерживать малыша было уже просто грешно. Подойдя вплотную к жене Энтони расстегнул штаны и спустил их на пол. Вырвавшийся на волю пенис уткнулся прямо в левое полушарие... :))) Затем он переместился на правую половину женушкиного зада, вызывая у нее сладкие стоны от желания... Тони, не шали, входи в меня... Погладив попку жены руками, Энтони взялся обеими руками за ее роскошные бедра и с силой втолкнул «малыша»... У-ууух... Застонала Бетси... Ее нижние губки с причмокиванием впустили «малыша» и сомкнулись вокруг него... На мгновение застыв внутри Бетси, как будто выбирая дальнейшую скорость, пенис Энтони вышел наполовину, а затем вернулся полностью... и снова... и снова... Зад Бетси только подрагивал под ударами... Тяжелое дыхание было аккомпанементом акту любви, как его понимали Бетси и Энтони... Воспитанные в строгости, они и так позволяли себе больше, чем дозволялось моралью... Но свободные нравы в доме Ричардсонов, а для слуг не было секретом, как страстно занимаются сексом их господа (только о розгах им было неизвестно), расслабили и строгость нравов у слуг. Наконец, когда толчки стали быстрей, и кулак Тони давил на лобок сильнее, Бетси вскрикнула от удовольствия и дернулась, как от удара током... Ее волнение передалось и Тони... Вскрикнув в свою очередь, он выпустил из себя целый поток внутрь жены и... затих, оставаясь внутри нее полулежа на ней... Несколько минут они так и лежали, обессиленные страстью и довольные. Наконец Энтони встал, заправил свое хозяйство назад в штаны и ласково похлопал Бетси по попе. Бетси потянулась удовлетворенно, здорово они с Тони… Затем опустила вниз рубашку и юбки, закрывая свое гладкое и пухленькое тело. Энтони помог ей поднятья и заключил в свои объятия, целуя ее лицо, губы, шейку, опускаясь к вырезу, в котором виднелась пухлая грудь… «Хватит пока, Тони… Мне еще готовить хозяевам обед.» Она была польщена ненасытностью мужа, но опасалась, что задержавшись с едой навлечет и на свою попочку розги… Одно дело показывать задницу мужу, чтобы он ласкал и любил… Другое дело порка, которую миссис Фели задает за нерадивость. Бетси слишком хорошо помнила, как ей пришлось вертеть своим роскошным задом и визжать под ударами. Слава богу, это было только 50 розог. Правда и после них кухарка не садилась весь день и утешилась только вечером, когда Энтони занялся с ней любовью. «Тони, как ты думаешь, а господа завтра сильно выдерут Франческу и Джима? Девчонку жалко…» «И мне ее жалко, дуреху… А Джиму я бы и сам спустил шкуру… Заигрывает с девчонкой, подставляет под хозяйские розги… Не дай бог, соблазнит… Хорошо, что наша дочка далеко от таких как он…» «И то правда…» Джим первое время нравился и Бетси. Она даже кокетничала с ним, довольная его плотоядными взорами. Это даже один раз стоило ей порки от мужа: Тони разложил ее на кровати голую и дал 40 раз поясом от штанов… Но потом ей перестал нравиться хлыщеватый конюх.
Особенно, когда она узнала, что парень соблазняет в округе незамужних девушек. Теперь в ней говорила мать, которой уж точно не по нраву такое вольное обращение с девичьей честью. Другое дело Френки… Молоденькая и глупенькая… Ее наверно и не драли никогда так больно… «А как ты думаешь, Тони, их будут пороть друг при дружке, голыми, как нас? Ведь Френки будет очень стыдно оголяться перед парнем и рановато ей смотреть на его пенис…» «Да и ему рановато видеть ее голой спереди и между ног… ну да господа сам решат… Не наше это дело. А Джиму я бы всыпал не сто розог, как посулил мистер Альфред, а все двести…» *** …А в это же время сам Джим сидел в одной рубахе и со страхом и смущением думал о той порке, что ждет его и Френки. Парня теперь беспокоили не розги и не боль от них… Тревожно было, как прореагирует Френки на то, что их будут пороть вместе, что ей нужно будет оголяться при нем, что он будет голый и будет видно все его мужское хозяйство. Джим гордился своим пенисом и тем, что он встает в полной красе от одной только мысли… Парень не понимал, что мгновенная эрекция – это свойство всех молодых парней, а с годами такое приятное качество пропадает… Вот и теперь, только подумал об обнажении, только представил попку Френки, как уже стоит… Джим привык снимать возбуждение мастурбацией еще с детства, за что тогда же бывал беспощадно порот… Теперь он заработал руками, чтобы поскорее закончить… Сладостный стон и пятна на простыне появились быстро… В молодых руках спорится даже такая работа… J Вымыв руки и опустив рубашку, задумался Джим, насколько больно его высекут. Розги были хорошо знакомы его худощавой заднице. В детские годы наелся их от родителей и учителя. И мистер Ричардсон пару раз порол. Правда, давал только по 50 розог. Но сейчас посулил сотню… Страшновато, как их выдержать и не орать при Френки… Девчонка, конечно будет визжать, они все под розгой визжат. Даже Бетси, сам слышал в прошлое воскресение, когда их вместе с Тони драли… Но ему, парню, не хотелось ударить в грязь лицом перед любимой… И опять возбудился, и снова мастурбировал… Устав от волнений, Джим даже не заснул, а забылся сном… Так и лежал с задранным подолом рубашки, бесстыдно открыв свои гениталии…J *** Не только Джим переживал по поводу предстоящей порки. После того, как закрылась дверь, Френки сидела почти полчаса, парализованная страхом. Сами по себе розги ее не страшили: за свои 19 лет девушка имела богатый опыт общения с этим болючим средством воспитания. Ее тетушка, на попечении которой она осталась в 10-летнем возрасте, считала, что розги – единственное подходящее средство укрощения девичьих страстей. Поэтому не было недели, чтобы девочку не драли как сидорову козу. Меньше 30-40 ударов не выходило, а потом еще стоять на коленях в углу… В общем, у Френки был богатый опыт… Но… одно дело порка от руки тети, а другое – порка от хозяйки. Франческа знала, что прислугу миссис Ричардсон дерет без пощады, сама слышала визги, крики и рыдания Бетси. И уж если кухарка с ее толстым задом так реагирует на розги, то что же ждет Френки… Девушка не могла похвастаться объемом бедер, скорее у нее попка выдавалась сзади, а бедра остались как у подростка… и как же эта попочка выдержит всю порцию наказания? Ведь мистер Альфред сказал, что там будет почти 100 ударов. От этих мыслей девушка готова была уже заплакать… L Но теперь ее начало занимать другое: стыд от обнажения… Тетя приучила Франческу, что обнажаться незамужней девушке перед мужчиной неприлично. Пуританские взгляды вбивались в головку через мягкое место. А теперь это самое место нужно будет оголять при мистере Ричардсоне и при… Джиме. Чтобы не думали Тони с Бетси и хозяева, Франческа позволяла Джиму только объятия и поцелуи. Хотя он настойчиво предлагал ей заняться более нежными ласками. Но тетушкина розга хорошо вбила в головку «нельзя». Но ведь процедура публичной порки разрушает этот запрет: ее будут видеть голенькую и сзади, и спереди… Она покажет и свою попку, и лобок с курчавыми каштановыми волосиками (ручка сама потянулась к этому запретному месту), и даже… самое интимное местечко… Она покраснела от смущения, Джим увидит все… Но, ведь не она сама разденется, это приказ ее хозяев. Значит она не совершит грех, грешно не слушаться хозяев. Следовательно ей можно не смущаться? Такой ход мыслей начал даже развлекать Френки. К тому же, разденется не только она: Джим, ее милый, он ведь будет также оголен… Она посмотрит на его задницу, на его… Френки видела, что у мальчиков спереди, в детские годы при ней выпороли мальчишку – слугу в лавке. Но это был 10-летний мальчуган, у него было все маленькое (но очень интересное). А как это у Джима? Шаловливые мысли о мужских гениталиях вызвали у девушки прилив желания. Ручки сами потянулись к заветной щелке, пальчики принялись ласкать… Искусство мастурбации Франческа стала осваивать в 14 лет с помощью соседской девчонки, она научила, где нужно себя трогать, чтобы было приятно. Не раз заставала ее за таким занятием строгая тетушка. Ой, как же тогда страдала ее бедная попа… А ручки: 20 раз опускался прут на ладошки. Франческа всегда пронзительно визжала во время такого наказания. Но боль проходила, и ласки возобновлялись. Вот и сейчас, правая рука обрабатывала щелку, а левая ручка тискала сосок… Френки подумала, как бы ей хотелось, чтобы это были руки Джима. Она любила кучера и с радостью вышла бы за него замуж, но он, к сожалению не заговаривал об этом. Все-таки здорово будет увидеть его голым. И интересно, он молча терпит порку или кричит? И как он среагирует на ее порку? Будет ли жалеть? Постепенно мысли от порки перешли к желанию наслаждения… Френки сосредоточилась на приятных покалываниях внизу, ее движения становились смелее… Вот и левая рука опустилась туда… Девушка сжала кулачок, повернулась на живот и стала быстро тереть себя по лобку… Взрыв наслаждения заставил ее содрогнуться как от припадка… Наконец, волнение спало. Уставшая от переживаний, Франческа укрылась покрывалом и заснула. *** Часы в будуаре пробили четыре раза. Альфред приоткрыл глаза, но не спешил поворачиваться ведь головка Фели лежала у него на груди. Он очень любил такие интимные моменты, они были полны нежности и любви… Стараясь ничем не потревожить жену, Альфред повернул голову и стал рассматривать обнаженное тельце Фелечки. Солнечные лучи согревали своим теплом ее бедра, лобок (придавая перламутровый оттенок волосикам), ножки и как будто даже щекотали пяточки… Альфред почувствовал сильное желание целовать и ласкать это тельце, но ведь Фелюшка еще спала, и ему оставалось лишь взором скользить по изгибам, по этой дивной коже… Фелечка застонала и потянулась, но глаз не открыла. Наверно просто переживает во сне прошедшие приключения субботы. Впрочем, может эти приключения и не закончились. Кроме секса, который у них конечно будет, оставались не выясненными отношения по шалостям в приюте. Для Альфред решил, что не будет сегодня сечь жену за ее игры с пенисом Джека; сексуальная страсть и искренность Фели растопили всю его ревность. Но это он… а Феля же ничего не сказала, собирается ли она высечь своего Фреди за напряжение его Али-бабы во время наказания Эльзы. Он конечно объяснит Феле, что пенис напрягался не на детские формы приютской девчонки, а от воспоминания о Фелечке, когда она лежала в такой же позе, чтобы не будить в ней неоправданную ревность. Но все равно это право жены решать, будет ли он наказан или нет. В конце концов, ревность вспыхнула у обоих. Может и Фелечка взяла тогда в руку хозяйство Джека, чтобы упрекнуть мужа за возбуждение… Все эти мысли привели к тому, что Али-баба вновь обрел мужественную твердость и размер и теперь щекотал фелино левое бедро. Теперь уж Феля проснется… А Феля проснулась чуть раньше, но не спешила открывать глаза. Ей было приятно полежать вот так, опираясь на тело мужа, ощущая его тепло и тепло от солнечных лучей. По дыханию Фреди она догадалась, что муж тоже проснулся и скорее всего разглядывает с вожделением ее прелести. Такое предположение льстило ее женскому самолюбию, а ощущение на бедре увеличившегося пениса заставило ее сердечко забиться быстрее… Все правильно. На кого же Альфреду возбуждаться как не на нее, свою Фелю, Богиню, Желанную и Несравненную. Она была уверена в том, что и в приюте Альфред возбудился не от худышки Эльзы. Как настоящая жена, она хорошо знала своего мужа и умела читать его взгляды. А там было так: взор на попу и раздвинутые ножки Эльзы, затем – на Фелю, опять на Эльзу, снова на Фелю, но уже на заднюю часть ее юбки. Внутренне она даже улыбнулась. Какой забавный, сравнивал детское тело с формами Фелечки и конечно возбудился. Ладно, если он не будет пороть ее за пенис Джека, то уж она не станет и его драть за Эльзу. И вообще, на сегодня им хватит порок. Остаток от утреннего наказания можно перенести на воскресенье и выдрать друг друга после наказания слуг. Так в мыслях мистер и миссис Ричардсон определили свою программу действий, оставалось теперь это озвучить. Фелечка потянулась, и Альфред понял, что она тоже проснулась, но просто не спешит открывать глазки. В это время его пенис продолжал увеличиваться и начал соскальзывать с фелиного бедра. «Куда, мое…» Одновременно с этими словами левая рука жены накрыла Али-бабу и бережно прикрыла, прижимая к бедру. «Конечно, твое, любимая!!!! И напрягается только для тебя…» Альфред нежно поцеловал жену в висок, потом повернул к себе ее головку и повторил поцелуй, но уже в губы. «Да-ааа?? А в приюте на кого возбудился???» Феле захотелось проверить свою догадку. «На тебя!!!! Я вспомнил, как ты лежала на блоке, выставив попочку, как ты вертела ею под ударами. Вот у меня и встал.» «Ладно, верю…» Довольная признанием мужа и своей проницательностью Фелиция потянулась сладко, отбрасывая остатки сна. Правда, пенис мужа не выпустила из ручки. Он пульсировал в ее ладошке, увеличивался, это возбуждало Фелечку и радовало ее женское самолюбие. Такая форма власти над мужем и эротичный способ признания в любви носили для нее интимный оттенок, сближавший с Альфредом. Игры с пенисом мужчины, оральные ласки, откровенная и бесстыдная сексуальность были восприняты ею еще в восточных колониях, когда она видела это все на стенах храмов и в поведении слуг-туземцев. Оральные ласки от мужа она тоже принимала, но с меньшей охотой. Чему впрочем было объяснение из ее первого сексуального опыта. «Ладно, дорогой!!! Я знаю, что ты мне верен. Но ведь и я тебе верна… Или ты сомневаешься?» Феля повернулась к мужу и пристально посмотрела ему в глаза. «Я ни на минуту не сомневаюсь в тебе, ангел мой!!!!» «А за пенис Джека будешь меня драть?» «Нет!!! Я взревновал тогда, но весь пыл ушел на реакцию в адрес мальчишки. Тебя я не хочу и не могу сечь за это. Только помни, что ты для меня – Все в жизни!!!! Я не хочу и не могу тебя потерять!!!! Я тебя Люблю!!!! И Хочу!!!!!» Дрожание Али-бабы стало подтверждением искренности слов. Феля была очень довольна. «Дорогой, ты для меня тоже Все в жизни!!! И я не хочу терять тебя!!!! Фреди, любимый! Раз у нас с тобой такое единодушие, то давай сегодня вообще не будем заниматься порками. Я тебя за приют не буду сечь. А что касается незавершенного дела с утра тех порций розог, то я предлагаю перенести их на завтра. Выпорем Франческу с Джимом, а после них посечем друг друга.» И Фелечка опять внимательно посмотрела мужу в глаза. «Прекрасная мысль, ангел мой!! Ты здорово придумала!!!» Альфред был тоже доволен взаимопониманию и согласию, царившему между Фелей и ним. В знак закрепления этого согласия он поцеловал жену в губы. Феля ответила на поцелуй. Затем последовали объятия, снова поцелуи… на какое-то время были слышны чмоканья и шепотом слова: «люблю… родная… милый… желанная… единственная… любимый…» Наконец прозвучало «давай…» и «конечно…» Фелиция отпустила из кулачка пенис Альфреда и легла на спину, предоставляя мужу возможность ласкать ее тельце. Альфред, опираясь на кровать руками по обе стороны фелечкиного тела, наклонился и стал целовать ее грудки, то правую, то левую… Он старался уделить больше внимания напряженным сосочкам, то облизывая их, то посасывая… И чутко прислушивался к реакции Фели. Глубокие вздохи и нежное мурлыканье, движения тельца навстречу его губам были знаком удовлетворения. Поэтому Фреди продолжил ласку и теперь уже не забывал полизать и ложбинку между грудочками. В это же время его пенис оказался между ножек Фели… То ли от страсти, а может и специально, Феля сомкнула ножки и Али-баба очутился в плотных объятиях. Альфред попытался вынуть его из нежного плена… «Урммм… Кудаааа… Моййй…» Феля улыбнулась… Ее заводила эта игра. Она уже не хотела ждать, когда Фреди закончит свою одиссею по ее передним прелестям и проникнет языком в ее Пещеру… «Фред. Я уже хочууу…» В ее дрожащем от волнения голосе слышались и легкий каприз, и возбуждение, и настоящий приказ к действию… Альфред не стал испытывать ее терпение, чтобы не потерять такую нежную и страстную прелюдию… Правой рукой он раздвинул Фелечкины ножки, выпустив пенис на свободу… Потом провел рукой по створке в Пещеру… «Спереди или сзади…» В ответ Феля перевернулась на животик, привстала на коленки и раздвинула пошире ножки, упираясь локотками в кровать. Альфред нежно погладил попочку жены, провел по ягодицам пенисом, и направил его в нижние створки, так призывно раскрывшиеся для Али-бабы. Он входил не быстро, не резко, давая прочувствовать и Феле, и себе весь путь, прижимая пенис к стенкам Пещеры… Как будто желая ускорить этот путь Феля подалась попкой назад… Наконец Альфред почувствовал лобком тепло фелечкиных ягодиц… С этого мига он усилил движение, стараясь даже в таких плотных объятиях поворачивать пенис. Правильность выбранной ласки подтверждалась довольными стонами Фели и движениями тела назад, навстречу пенису. Фреди вел себя как умелый любовник, внимательно следящий за тем, чтобы жена получила удовольствие, поэтому и Феля плотнее сжимала мышцы влагалища, лаская пенис мужа. Левая рука Фреда легла на ее лобок, сжалась в кулак и стала давить на самый низ, сильно и нежно. Фелиция почувствовала, что по ней словно пропустили какой-то заряд, ее тело резко изогнулось от удовольствия, и раздался низкий грудной стон. Грудки касались простыни, дрожание тела приводило к трению сосков и усиливало возбуждение. Феле показалось, что восторг, вот-вот разорвет ее саму. «Альфрррр…» Он стал двигаться быстрее, возбужденный криком жены… Движения пениса внутри Фели и давление кулака на ее лобочке усилились… Наконец, когда казалось, что их тела задымятся от любовного жара, произошел внутренний взрыв, заставивший содрогнуться сначала Фелицию, а за ней и Альфреда. Без сил и счастливые они повалились на кровать. Альфред продолжал обнимать Фелю за талию и прижал к своему животу ее попку. «Уххх…, Здорово…» Это были единственные слова, которые смогла произнести Феля. Альфред же на какое-то время вообще потерял возможность внятно изъяснятся. Его еще не покинуло до конца возбуждение, и он продолжил ласкать жену, поглаживая ее задик и целуя спинку… «Ты еще не угомонился?» Ей было приятно, что у мужа сохранилось желание любить… Феля и сама была не против продолжения секса. Однако с некоторым изменением правил. Обдумывая их, она предоставила Фреду ласкать себя. Альфред в это время переключил свое внимание на плечи и затылок жены… Он целовал и немного покусывал ее гладкую шелковистую кожу, впитывал аромат любимого тела… От нового возбуждения его пенис быстро восстанавливал свою крепость и уже начал упираться в попку Фели. «Ну ты ненасытный…» Ей было приятно, но ведь нужно и пококетничать. Наконец почувствовав, что у мужа все снова в форме, Фелиция чуть подалась вперед и сказала: «Я хочу по-новому…» «Да, любимая… А как это по-новому?» «Отпусти меня.» Освободившись от объятий Фелиция встала с кровати и подошла к блоку для порки. «Подожди, Фелюшка, ведь мы договорились, что порки сегодня уже не будет…» «Глупый… Я хочу заниматься сексом на блоке.» С этими словами она легла на блок так, что ее грудки свесились спереди, а лобок уперся в заднюю стойку. Чтобы завести еще больше Фреда, она раздвинула ножки. «А теперь иди ко мне.» Альфред был заинтригован фантазией жены, он оценил по достоинству эротичность ее позы. Сначала он подошел сзади, погладил фелины бедра, в шутку коснулся головкой Али-бабы бороздки между ягодичками, потерся по краю Пещерки… Затем перешел вперед, чтобы поласкать груди. И тут… Когда Фреди встал перед нею, Фелиция взяла в свои руки его красавца, провела нежно по стволу, вернулась к головке и стала размазывать выступившую смазку по поверхности. Затем она коснулась губами самого края пениса, удерживая его правой рукой, а левой ручкой принялась щекотать мошонку. От щекотки яички приподнялись, а пенис вздрогнул… Альфред засмеялся и от удовольствия от ласки и от щекотания. «Шалунья!!!» «Даааа… Умммм… Вкусно…» Фелечка конечно не собиралась заниматься людоедством, просто ее заводила эта игра. Облизав головку и часть Али-бабы она поцеловала член взасос, чуть сжала мошонку, осторожно, не причиняя боли. Одновременно она повела своими грудками, намекая мужу, чтобы он поласкал их. Альфред разгадал игру: Феля хочет взять в рот, так чтобы Фреди еще и смог ласкать ее. Он осторожно подвел руки под обе грудочки, защемил между пальцев сосочки и начал мять и поглаживать бюст Фели. «Дааа…» Этот отклик показал, что Фреди правильно понял ее желание и что ей приятна такая ласка. Чтобы было удобней, Феля подвинулась еще вперед, правой рукой поддерживая Али-бабу, а левую руку завела за спину Фреда и подталкивала его за попку приблизиться к ней. Альфред послушно сделал один шажок вперед. Оральные ласки, устраиваемые Фелей, всегда были сверх великолепными, она была Мастером. Он продолжил поглаживать ее монбланы, сильнее зажимая самые вершинки, которые набухли от возбуждения… Закончив прелюдию, Фелиция ввела Али-бабу вглубь своего ротика и принялась его обсасывать. Альфред почувствовал, как по его телу побежала дрожь… Чтобы не упасть от наслаждения он ухватился левой рукой за край блока, правой рукой он попеременно продолжил ласкать грудки жены. С каждым всасыванием наслаждение накатывало как морская волна на берег, обволакивало и сотрясало судорогами. Сквозь пелену, застилавшую его глаза, Альфред увидел как попка Фели начала подниматься и опускаться вверх-вниз. Продвижение вперед привело к тому, что лобок вплотную уперся в край блока… Фелечка почувствовала его даже своим нутром… Упор оказался в очень удачном месте… Она поняла, что такая поза поможет ей получить дополнительное удовольствие и принялась осторожно тереться об этот край, поднимая и опуская бедра. Ее подпрыгивания становились быстрее и резче по мере того, как усиливалось возбуждение. Только пенис мужа, который она всасывала с ненасытностью голодающей, заглушал ее довольные постанывания. О степени удовольствия говорили ее глазки… Подскакивающие фелькины ягодички распаляли желание Альфреда, что дополнительно сказалось на твердости и размерах пениса. Сосание само по себе стимулировало его, а такая волнующая картинка колышущихся фелиных бедер… Альфред почувствовал, как внутри Али-бабы зреет сок, готовый струей гейзера вырваться наружу, знаменуя взрыв наслаждения… Но ведь раньше закончить должна Феля… А Фелиция в этот раз собралась отдать право первого оргазма мужу. Стимуляция лобка привела к тому, что она сама могла кончить… Но в порыве наслаждения она может нечаянно укусить Фреди в интересном месте. Нет, лучше до этого не доводить. Она решила не рисковать и принялась активнее всасывать пенис мужа, обнимая его своими неутомимыми горячими губками… Наконец Альфред содрогнулся, и Феля ощутила, как в верхнее небо ударила струя. «Да!!» Теперь можно было кончить самой. Пара резких нажимов и трений… И… Резко подбросив вверх попку и издав рык львицы Фелечка погрузилась в поток наслаждения. В это же время все понявший Альфред с интересом рассматривал со стороны, как именно Феля сумела себя завести. «Надо будет теперь притягивать ее плотно к самой стойке, чтобы порка сопровождалась такой стимуляцией. Пусть моя Радость получает не только боль, но наслаждение…» Так прошел субботний день в доме Ричардсонов. Чаепитие в пять часов и обед разнообразились лишь тем, что прислуживали только Энтони и Бетси. Ведь Франческа сидела запертая в своей комнате. Отдав последние приказания на воскресенье мистер и миссис Ричардсон удалились в спальню. Вскоре легли спать и дворецкий с женой. Джим и Френки, поев наскоро то, что им перепало с ужина, заснули каждый в своей комнате в тревожных и волнующих ожиданиях воскресной порки. *** Посмотрим теперь, как закончили этот день наши новые знакомые – Эльза и Джек. Если бы мы могли заглянуть в мальчуковый и девичий дортуары, то увидели бы внешне сходные картинки: по двадцать голых и распухших после наказания попок, выставленных напоказ из-за боли, мешающей опустить рубашки и лечь на спину. Тем же мальчикам и девочкам, кто имел несчастье познакомиться с крапивой, приходилось лежать на боку. Джек испытывал сразу две проблемы: попка распухла после розог и гениталии были обожжены злой крапивой, так что приходилось пристраивать свое тельце на боку. Но к этому добавилось еще одно: он не мог забыть голенькую Эльзу и волнующий момент, когда миссис Ричардсон держала в своей руке его пенис. Эти два первых в его жизни серьезных эротических испытания возбудили эрекцию. Но удовлетворить себя мальчику было практически невозможно – боль на пенисе исключала нормальную мастурбацию. Джек завидовал ребятам, которые уже смогли спустить после дневных переживаний. Наконец, он рискнул слегка поглаживать головку пениса, имитируя полноценный онанизм. Через некоторое время ему удалось довести себя до семяизвержения. С выбросом спермы спало и дневное напряжение, и мальчику удалось заснуть под аккомпанемент стонов и всхлипываний собратьев по несчастью. Заметим, что спермой были забрызганы простыни у всех мальчиков. Но Воспитатель, заглянувший в дортуар, не стал отмечать это как нарушение нравственности. Ведь это мог быть и выброс семени во время полюций, во сне. А за сны наказывать нельзя. Эльзе в плане удовлетворения было немного легче: пещерка тоже болела после укусов крапивы, но шаловливые пальчики все-таки ласкали ее интимное местечко. В это же время перед глазами девочки стоял пенис Джека, такой большой, волнующий. Она вспоминала, как выглядел мальчик, когда раздвинутые ножки позволяли рассматривать его сзади, как напрягалась и увеличивалась не только «штучка», но и кожаный мешочек, уже поросший волосиками. Эльза чувствовала желание взять в руки и потискать мужские детали Джека. В конце концов, если эта миссис Ричардсон могла брать в руку пенис Джека, то почему это нельзя ей, Эльзе. Эльза даже почувствовала укол ревности, как будто взрослая женщина могла бы стать ее соперницей в любви к мальчику. Да, любви!!! Девочка была уверена, что в ней говорит не просто физический интерес к мальчикам, о котором рассказывали старшие девочки. Как и в мальчуковом дортуаре, стоны от боли перемежались со сладострастными вздохами. Такое сочетание звуков удачно маскировало мастурбацию от бдительных ушей воспитательницы, дамы более суровой, чем ее коллега по надзору за мальчиками. Постепенно и в спальне девочек установилась тишина, и приют погрузился в сон. Заметим, что были в приюте еще двое, переживавшие прошедший день по особому. Директор и директриса, оба одинокие, получали за этот день такое переживание, которое требовало выхода. Поэтому втайне от всех они уединялись после отбоя и посвящали себя любовным страстям. Чтобы снять чувство вины за прелюбодеяние, они пороли друг друга поочередно розгами, давая себе по 50 горячих. Секли сочно, с оттяжкой, до синих полос. А потом, уставшие от боли физического труда отдавались любви до самого утра, без стыда и ограничений. Мы зря утомили бы читателей, пересказывая их игры. Заметим лишь, что они мало отличались от уже известных нам шалостей, замеченных этим утром в спальне Ричардсонов. Отличие было разве в отсутствии утонченности наших героев и в том, что порка проходила у стены, стоя, поскольку ни скамейка, ни блок не поместились бы в тесной комнате. Но любовь такая разная…

Глава 2. Приютские страсти.


В семь утра колокол разбудил Джека Майлза. Мальчик потянулся в кровати и мысленно произнес «суббота, уроков не будет»... И тут же вторая мысль чуть не заставила его подпрыгнуть: «вместо уроков -РОЗГИ». Для Джека эта мысль несла сегодня не только обычные для приютских детей страхи перед поркой, но и дополнительное волнение: его, Джека, будут сегодня сечь в особой комнате, что значит большую боль, больше ударов и обязательно сидение на крапиве. Мальчик потер через рубашку свою разнесчастную попку. Розги доставались ей почти каждый день, директор порол за простые проступки или оценки собственноручно. Но в Субботу... В этот день наказывали попечители приюта. Наказания проходили по специальному правилу. Перед двумя комнатами (в разных коридорах) выстраивались очереди из ревущих от страха девочек или мальчиков. По двое сразу их отводили в комнаты, где с них спускали штанишки или поднимали девочкам юбочки (панталоны они не носили), клали и привязывали на скамейке, а потом попечитель или попечительница (в зависимости от пола наказываемого ребенка) пороли розгами... Секли сразу двоих, чтобы сэкономить время. Детям, особенно мальчикам, запрещалось кричать во время порки. А те, кто не мог сдержаться, вынуждены были еще сидеть на крапиве... Такое же болючее дополнение следовало детям, которых заставали за самоудовлетворением... Не все приютские дети могли похвастаться терпением, и часто в комнатах раздавались вопли и упрашивания: «ОООООййййййй, Сэр (Мэм) не надо больше, не будууууууу» и тому подобная «музыка», которая сопровождает порку с незапамятных времен и отражает детский страх перед неумолимой РОЗГОЙ!!!! Четырнадцатилетняя Эльза Смит проснулась только после того, как ее растолкала подружка по комнате: Эльза очень любила поспать, а сегодня вставать и тем более не хотелось – сегодня будут сечь за все недельные прегрешения. А у девчонки их накопилось немало, она была ленивой и неряшливой: плохо застилала постель, не гладила свою одежду, и вчера воспитательница сказала, что ее накажут 70-ю розгами. Ох, это так много... Эльзе доставалось почти каждую субботу, и до самого вечера ей уже было не до развлечений. Она всегда горько плакала и визжала под розгами, упрашивая не сечь так сильно, сжалиться, дать передохнуть, но это никогда не помогало, а только приводило ее на крапиву... С 11 часов церемония порки началась... Джеку было страшно видеть, как по очереди отводили мальчиков в комнату, как они выходили в слезах и потирали свои попы через штаны... Шестеро же вышли голые по пояс и заняли свои скорбные места на стульях с крапивой... Это были крикуны, вопли их были слышны через двери, но не отличались разнообразием: «простите, сээээр, не буду... будуууууу... ааааййй...» Джеку все это было знакомо и на собственном примере. Он сочувствовал им, но страх за собственное мягкое место, которое будет исполосовано позже, отвлекал. Те мальчишки, которые были посажены на крапиву, добавляли своими рыданиями, взвизгами и причитаниями к обстановке детского страха дополнительную воспитательную жуть. Все могли их видеть, а среди крикунов был даже один 16-летний, привязанных, чтобы не убежали, зареванных... Такая публичность должна была напоминать детям о недопустимости проступков и криков... Джек в страхе ждал, когда порки закончатся и его отведут к особой комнате... Наконец последние шалуны были выдраны, и в 30 минут пополудни директор взял Джека за руку: «Ну что, Майлз, ты видел как расплачиваются мальчики за плохое поведение... Но твое поведение заслуживает более суровой порки. Пойдем.» Он повел шатающегося от страха мальчика... Когда они подошли к особой комнате, директор поставил Джека на колени и добавил: «Жди здесь, когда придут мистер и миссис Ричардсон. Тебя высекут при девочке - Эльзе Смит. Она тоже вела себя безобразно и будет как следует выдрана.” Эльзе директриса сообщила за завтраком, что сегодня ее накажут розгами строгие попечители приюта. После этого Эльза отстояла заутреню в небольшой приютской церкви, как в тумане. Единственное, о чем она могла молиться было: "Боженька, милый, сделай так, чтобы наши попечители сегодня не смогли приехать!” О том, что в отсутствие гостей, ей достанется от воспитательницы, она уже не думала. Дети, попавшие в руки супругов Ричардсон рассказывали, что те секут очень больно, с оттяжкой, выбирая самые толстые розги, так что никто не сумел удержаться от криков. Эльза наблюдала за поркой других девочек и почти завидовала им, невзирая на крики и слезы. Когда все закончилось, директриса отвела ее на второй этаж к дверям в небольшую комнату у кабинета директора, приказала на коленях ждать попечителей и ушла. Эльза огляделась и увидела рядом с собой коленопреклоненного Джека, совсем бледного и дрожащего. Она знала, что проказника Джека драли каждую субботу, но они никогда не встречались в этот день, расходясь сразу после порки по своим дортуарам. Она не ожидала, что их будут сечь вместе... она еще никогда не видела обнаженного мальчика. Она дотронулась до руки Джека и тихо спросила: Что ты натворил на этой неделе? Сколько розог тебе дадут? Ты сумеешь перетерпеть молча? Ты уже здесь был когда-нибудь? Когда раздались шаги, Джек подумал, что это уже идут попечители. Но это директриса привела девочку. Джек уже понял, что это его напарница по наказанию. Девочка показалась ему симпатичной, хотя и немного полноватой. Как в тумане он услышал ее вопросы и дрожащим от страха голосом ответил: - Я здесь впервые, но знаю от мальчиков, что секут оочень больнооо... здесь все кричат, молча выдержать трудно... я в обычном наказании не всегда молчу, а как будет здесь... А ты кричишь? Джек замолчал и продолжил разглядывать девочку. Он знал, что девчонок раздевают снизу и что там видно все... Как и у мальчиков... Джек никогда не подглядывал за девочками и не знал, как они устроены... Зато теперь, поскольку Эльза (так ее назвала директриса) красивая, ему захотелось увидеть ее, он даже не стеснялся, если она увидит как он устроен. За возбуждение (без него не обойдется) все равно выдерут и посадят на крапиву - Меня очень больно накажут, директор сказал, что мне дадут 100 розог за лень и грубость с учителем Эльза с ужасом и жалостью поглядела на мальчишку, 100 розог, Боже мой, он, наверное, потом и не встанет... Впрочем, ей придется ненамного легче. Она опустила голову, и слезы закапали из ее глаз: Мне дадут 70. Я всегда кричу, совсем терпеть порку не умею… Это так больно… Каждая розга, как горячим ножом кожу режет, - плача, призналась она парнишке, - а потом я до утра не могу ни ходить, ни сидеть. У меня все там распухает… да еще крапива… Хорошо хоть, что мне разрешают после порки лежать в спальне, только к вечерне надо идти обязательно... А тебе? Как тебя зовут? Я – Эльза, - она исподлобья взглянула на него: симпатичный... Неужели их заставят раздеться друг перед другом, и они все-все увидят? Джеку стало жалко девочку. - Не плачь, еще успеешь нарыдаться во время порки. Меня зовут Джек. Он посмотрел внимательно, как вздымается под кофтой ее грудь... Как ты думаешь, это будет очень стыдно, что нас высекут друг при дружке? Меня больше беспокоит, что мы оба будем раздеты снизу... Ребята говорят, что наступает возбуждение и за это дополнительно наказывают. Джек постарался оставить без ответа вопрос Эльзы о том, как ему после порки. Хватит, что признался в криках, да она и так все услышит. Хотелось выглядеть перед этой девочкой сильным... - А ты раньше видела голых мальчиков? Нет, никогда не видела, - помотала головой Эльза, - это будет так больно, что о стыде мы уже и не вспомним. А, хотя знаешь, видела своего братишку, совсем маленьким, еще до того, как попала в приют, ничего особенного, такой крантик, как мама его называла, - воспоминания нахлынули на нее волной, - все умерли в эпидемию холеры, когда мне 10 лет было, у меня было два младших брата и одна сестра постарше. Папка нас тоже порол, когда шалили, но это не так было... Он ремнем хлестал, через одежду и несильно, он просто хотел так показать, что сердится на нас. А матушка или сестра всегда потом жалела: обнимала, гладила. И никто уже больше не сердился… Нет, дома было хорошо, - заключила она с тяжелым вздохом. Пока Джек и Эльза страдали от неизвестности и страха, Альфред и Фелиция уже подъезжали к приюту. - Дорогая, судя по письму, нам предстоит всыпать детям солидное количество розог. Девочке - 70, мальчику - 100. У них на каждого по два проступка. Я предлагаю, чтобы мы и им разделили порции розог: сначала я всыплю часть девочке, а ты потом мальчику. И закончим еще двумя порциями. Так мы не устанем, и каждый удар будет по прежнему сильным и болючим, да и дети не потеряют остроту ощущения порки. Феля улыбнулась, как будто выражая поддержку задумке мужа. Джим, услышав слова хозяина, пожалел бедных детей и подумал о порке, которая без сомнения ожидает завтра и его и Франческу. Через несколько минут экипаж подъехал к зданию приюта и Ричардсоны вошли. Директор ожидал их и пригласил на полуденный чай в своем кабинете, но Фелиция попросила его отложить угощение на потом, сначала она считала необходимым выполнить свои обязанности по воспитанию сирот: Мы получили ваше письмо, - обратилась она к директору, - надеюсь все готово для наказания. Проводите нас, будьте любезны, к провинившимся. Альфред кивнул, соглашаясь с женой. Вскоре их отвели на второй этаж, где в коридоре ожидали своей участи двое трепещущих подростков. Директор пропустил супругов Ричардсон в комнату для наказаний и знаком приказал детям войти внутрь, а сам удалился. Особая комната представляла собой квадратное помещение, главными достопримечательностями которого были блок для порки и ведро с розгами. В обычных комнатах для наказания розги делились на две группы - для мальчиков (толще и длиннее) и для девочек. Наказания, которые проводили Ричардсоны, предназначались для особо неисправимых, поэтому девочкам тут не делалось поблажек и их драли розгами для мальчиков. Блок заменял привычную скамейку и утяжелял наказание, потому что кожа на ягодицах натягивалась, мышцы были напряжены и удары причиняли сильную боль. Наконец, ноги раздвигались и открывали потаенные местечки девочек и мальчиков. Это усиливало порку стыдом и провоцировало возбуждение у зрителя. В общем эта комната действительно была «особой». Джек на подкашивавшихся ногах перешагнул порог страшной комнаты и осматривал ее в предвкушении того, что все эти приспособления будут сейчас опробованы на нем и Эльзе. Он бы не смог сказать, что для него было страшнее - своя порка или необходимость видеть, как накажут при нем девочку, как она будет дергаться, слышать ее крики. Кроме того, он ведь не знал, кого накажут раньше. Эльза вошла, хотя больше всего ей сейчас хотелось попятиться назад и бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого ужасного места. В дополнение к блоку в комнате стояла пара удобных кресел для попечителей, а прямо у двери – стул, устланный свежей крапивой. У девочки не было ни малейших сомнений, что рано или поздно, она на этом стуле окажется. Она заплакала еще горше, когда мистер Ричардсон приказал ей и Джеку снять всю одежду ниже пояса. Эльза начала медленно развязывать пояс своей верхней юбки, искоса поглядывая на Джека и натыкаясь на его заплаканно любопытный взгляд. Наконец обе юбки упали к ее ногам и Эльза стыдливо прикрылась спереди руками. Прикрывать попку было уже нечем. Джек остолбенел, когда Эльза разделась... Он жадно осматривал каждую часть ее тела, стараясь запомнить все изгибы и нюансы. Мальчик почувствовал, как его пенис прямо разрывает штанишки, которые ему теперь нужно было снять. Медленно, дрожащими руками, он расстегнул штанишки, снял их вместе с кальсонами и остановился от смущения. Короткая рубашка практически не скрывала его напряженный пенис, набухшие от желания яички и уже развитый пушок коричневых волос. Джек не прикрывался, потому что по рассказам мальчиков знал, что это не разрешают. Он замер в ожидании дальнейших распоряжений о том, кому первому получать порцию боли... Эльза поглядывала на Джека, отмечая все интересные детали, а особенно те, чем он отличался от ее маленького братишки. Да, член Джека был намного больше и торчал вверх. Тут Эльзу, как хлыстом, огрел окрик попечительницы: Нечего прикрываться, ну-ка – руки по швам. Деваться было некуда, и Эльза опасаясь дополнительного наказания поспешно опустила руки, демонстрируя всему миру лобок, густо покрытый светлыми завитками. Вот стыд-то, и ей, и Джеку! Девочка еще не понимала, что именно созерцание ее тела заставляет вздыматься его пенис. И в этот момент мистер Ричардсон приказал ей нагибаться над блоком для порки. Эльза нагнулась, чувствуя, как тело ее затягивают ремни, как эти же ремни раздвигают ее ноги, демонстрируя то самое потаенное, что каждая девочка хочет показать только нареченному. Альфред заметил возбужденное состояние Джека и взгляды, которые бросали друг на друга дети. «Что же, это только даст основание усилить им наказание»С одной стороны мистер Ричардсон понимал, что все это естественно, ведь и он в возрасте Джека возбуждался, мастурбировал... Получал за это розги... Спасибо гувернантке, мисс Памеле, которая в 15 лет стала его учительницей в сексе и снимала напряжение у мальчика... Но это лирика, а сейчас он строгий попечитель и его задача пребольно наказать этих шалунов!!!! - Эльза, иди сюда... Девочка, шатаясь от страха подошла к блоку. Альфреду пришлось придать ей ускорение шлепком по тугому заду. «Ого, а она уже неплохо развита...» Али-баба сразу прореагировал на эти мысли, выпукло проявившись через брюки. Феля наверняка заметила это и добавит мужу 30 розог на вечернем наказании... Альфред плотно привязал Эльзу, даже закрепил ее на пояснице, чтобы девочка не могла увести свою непослушную попочку от справедливой и неумолимой розги... Затем он строгим голосом произнес: - Эльза Смит, ты ленилась и была неряшливой... За это тебе назначено 70 розог!!! Сейчас ты получишь 35 розог за лень, а после перерыва, когда высекут Джека, я дам тебе еще 35 розог. Кричать запрещаю или получишь 30 минут на крапиве!!! Эльза с трепетом выслушала приговор. В принципе, он был ей известен, но теперь он обрел неумолимость рока. Она не раз слышала от подружек, что надо стараться максимально расслабить ягодицы, так боль будет меньше, и попыталась последовать этому совету. Но тут же услышала, как попечитель взмахивает прутьями в воздухе, и снова сжалась. Надо попробовать сдержать крик... И тут первый удар опустился на ее обнаженную кожу, принеся резкую обжигающую боль. Эльза закусила губы и постаралась сдержаться, но крепкие толстые мальчишеские розги были ей непривычны, и уже на пятом ударе она взвизгнула: Ай! Мистер Ричардсон! Не надо так сильно! Бо-о-ольно! Ай-я-яй! – после этого она уже не умолкала ни на секунду, крича и извиваясь, когда розга впивалась в ее плоть, и умоляя о пощаде, пока Альфред заносил руку для следующего стежка, - Я больше не буду лениться! А-а-а-ай! Я буду аккуратной! У-у-у-й! Пожалуйста, простите! Альфреда не удивило, что девочка так быстро начала кричать. По ее дрожанию, по слезкам, стоящим в ее глазках, когда ее привязывали, было ясно, что она крикунья. Он напомнил Эльзе, что кричать нельзя, и пользуясь тем, что Фелечка считала удары, приговаривал после ударов: «А будешь... лениться... опять выдеру... и драть буду... пока не поумнеешь... А нельзя кричать... терпи... и не жалей себя... пожалей розгу...» Второй раз за день пред взором Альфреда дергалась женская попка, но утром это были самые прекрасные и родные ягодички Жены, а теперь дрожала попа непослушной и ленивой девчонки. И как утром было трудно поднимать и опускать прутья на кожу Любимой Фелечки, а сейчас даже самый болючий удар казался в порядке вещей. Мистер Ричардсон просто аккуратно выполнял свою работу и не жалел в это время ленивую Эльзу. Эльза извивалась под розгами, вопила, пытаясь в то же время уловить счет, а в голове мелькали мысли о том, что Джек сейчас имеет более чем великолепный обзор ее прелестей и его член, вероятно, напрягся еще больше. Да и мистер Ричардсон не слепой. Но он же и хлещет! Нисколько не жалеет, совсем не слушает ее просьб. Было очень больно, удары розог обжигали попу, но какое-то странное тепло разливалось в то же время внизу живота. Фелиция мерно отсчитывала розги, недовольно морщась от вихляний девчонки и явного физического интереса, который вызывали эти телодвижения у ее супруга. Его брюки оттопыривались в самом неподходящем месте. Ох и задаст она ему дома! Она громко отсчитала 35-й удар и остановилась. Вопли ленивицы и неряхи Эльзы медленно затихали. Наконец Альфред нанес последний удар по распухшему заду Эльзы... - Это было за лень!!! А за неряшливость получишь после наказания этого шалуна... Альфред отстегнул девочку и помог ей подняться... Затем подставил ей под губы розги, чтобы она поцеловала их... Поддерживая под руку, отвел ее к стенке... Сейчас, когда порка закончилась, ему разумеется было жалко девочку... Ее шатало от боли и слезы текли бурными потоками по ее красному лицу. На крапиву ее было рано сажать, ведь после нее розги уже не были бы такими болючими... Всему свое время... - Ну, что ж, юный ленивец, теперь твое время... С этими словами Альфред шлепнул Джека по голому заду, придавая направление к блоку. Ложись!!! От всего увиденного член Джека достиг максимального возбуждения и почти прилип к животу... Пока шло наказание Эльзы глаза мальчика пожирали ее тело: голенькие бедра, попочку, раковинку, подернутую светлым пушком. Последнее приковало все внимание мальчика. Он неотрывно смотрел на эти створки, а его пенис как будто указывал направление к этому почему-то желанному местечку... Как и все мальчики из приюта Джек не был искушен в вопросах секса и только мог догадываться о назначении раковинки... Шлепок и окрик вернули его к действительности... Теперь порка предстояла ему - Джеку... На дрожащих ногах он начал путь к блоку... Горько всхлипывая и растирая горящие огнем ягодицы, Эльза встала у стены. Она получила хотя бы небольшой отдых от нарастающей все время боли. Девочка ощупывала свою саднящую попку, и пальцы спотыкались о длинные распухшие рубцы. Сквозь пелену слез она видела, как Джека укладывают на блок и притягивают ремнями. Ему широко развели ноги, и мошонка с членом предстали прямо перед ней. Теперь Эльза понимала, насколько хорошее представление о ее гениталиях удалось получить Джеку. Миссис Ричардсон встала, выбрала хорошую розгу, несколько раз свистнула ее в воздухе и с силой опустила на ягодицы мальчишки. Тело его дернулось, выгибаясь, но он стерпел первые удары молча. Фелиция с досадой посмотрела на возбужденный член Джека: и этот думает только об одном, даже предстоящая сотня розог не уменьшила его сексуального интереса к товарке по несчастью. Небольшие ягодицы мальчика хранили поблекшие красноватые следы прошлых порок. Она решила наказать мерзкого мальчишку, как можно суровее, и наносила удары быстрее обычного, не давая ему передохнуть, стараясь чтобы одна волна боли нагоняла и усиливала предыдущую. Худенькая попка Джека конвульсивно сжималась при ударах, багровые полосы отмечали каждое касание розги. Он глухо стонал при каждом стежке, но пока еще сдерживал рвущийся из груди крик. Шлепок по попе заставил пенис Джека опуститься. Поэтому мальчик спокойно смог устроиться на блоке. Только после того, как миссис Ричардсон привязала его, Джек оценил все неудобство нового устройства: попка оказалась выпяченной, кожа натянулась, а мышцы были напряжены. То, что ноги были разведены и все мужские детали были открыты для обзора, не смущало мальчика. Он уже перешел рубеж стыдливости и относился к своей обнаженности спокойно. В конце концов, ведь он видел во всех подробностях Эльзу, пусть и она посмотрит... Первый удар розгой заставил Джека резко дернуться и всхлипнуть. Его притянутое за поясницу тело, не могло сильно вихлять, и зад оставался почти неподвижным, сжать ягодицы тоже было трудно, оставалось только вздрагивать после каждого жгучего укуса розог. Удары на блоке были гораздо больнее, потому что мышцы оставались напряженными и каждая розга обрушивала свою силу не только на кожу, но и глубже. Миссис Ричардсон после удара тянула прутья на себя, и Джеку казалось, что ему снимают кожу. Он сдерживал крик из последних сил... Альфред с большим интересом смотрел за тем, как Феля порет мальчишку. Он хорошо знал на своем примере, насколько она искусна в порке (как она рассказывала, первый раз она порола в 15 лет мальчика-слугу в доме отца, стаж), насколько болючими являются ее удары. Он отсчитывал размеренно удары: «раз, два, три... пятнадцать...» На 18 ударе Джек первый раз вскрикнул и дальше его вопли и рыдания оглашали комнату, перекрывая голос Альфреда. «Ну, теперь Феля его запорет до крови Она не терпит столь трусливых криков от мальчиков« Джек не знал, сколько ударов ему уже дали, все сливалось в одну непрекращающуюся волну боли... Наконец мальчик не выдержал и закричал: - Ууууууйййй, Больнааааааа... Мээээм, не наааадоооооо!!!!! Начав кричать, Джек уже не останавливался, его визги и рыдания сотрясали тело в такт ударам розог. Даже окрик миссис Ричардсон: - Замолчи, лентяй!!! - не дал эффекта... Боль от розог, ощущения будто уже снята не только кожа, но и мясо, пульсирующая боль - все это заполняло сознание Джека. Справедливости ради заметим, что Фелиция секла мальчишку не сильнее, чем других, просто в этот раз ей попался хронический крикун. Фелиция недовольно морщилась от непрекращающихся воплей пацана. Она не думала, что ему доставалось хуже, чем Альфреду сегодня утром. Просто, этот негодный мальчишка – тряпка и трус. Его еще долго придется учить, пока он вырастет в мужчину. Розга поднималась и опускалась, глубоко впиваясь в оттопыренные над блоком ягодицы. Попа Джека уже сильно распухла и была сплошь покрыта рубцами. Последние удары из этой порции Фелиция нанесла по самому низу попы, вызывая душераздирающий визг, и остановилась: Прекрати вопить! – потребовала она, - как тебе не стыдно! Ты уже совсем большой. Пора бы научиться терпению. Крики затихли, слышался только жалобный скулеж хорошо высеченного мальчишки. Девочка у стены пошевелилась, она глядела на попку мальчика, где не оставалось живого места, не отрываясь. Как же ему тяжко, бедному. Видно было, что его секли сильнее, да и самих ударов было больше. Эльза молча наблюдала, как его отвязывают и поднимают. Он сразу схватился за задницу, тер ее и горько всхлипывал, совершенно не заботясь о своих болтающихся гениталиях. Альфред внимательно следил за поведением Эльзы... Похоже, что ее во время наказания Джека интересовало только одно: мужские анатомические подробности, открывавшиеся для обзора Пару раз, когда мальчик особенно сильно дернулся и дернулись его причиндалы, девочка облизнулась. Ну что делать с этими приютскими... просто сами напрашиваются на крапиву за возбуждение... Первая порка Джека подходила к концу. Толи от страха перед крапивой, толи от усталости, но крики мальчишки стали глуше, он больше сотрясался от рыданий. Наконец, Фелечка ударила в последний раз, с силой оттянув розгу на себя... На попе вспыхнула еще одна полоса и даже показались капельки крови... Джек был отстегнут и отправлен за ухо к стене... Теперь очередь вернулась к Альфреду и Эльзе... К концу наказания Джек уже не мог даже вопить, так было больно. На заднице наверное не осталось ничего, кроме костей... Мальчишка охрип и только рыдал от невыносимой боли... Когда его отвязали, он еще пару минут лежал, потому что не мог даже пошевелиться... Тело отказывалось служить... Так больно его раньше не наказывали, и это только половина... Он твердо решил стать самым послушным мальчиком, чтобы больше не попадать в эту комнату... Содрогаясь от плача, на подкашивающихся ногах, он подошел к стене. Как бы хотелось сейчас лечь, чтобы ничто не беспокоило, чтобы не думать о розгах... Однако... как только Эльза вернулась на блок, и открылись интимные местечки ее тельца, слезы исчезли и вернулся интерес... Джек забыл о клятвах быть послушным, его пенис снова поднялся навстречу пикантному зрелищу... Вторая порция розог была не менее тяжела, чем первая. Удары падали на уже избитое тело, и каждый из них, казалось пронизывал насквозь. Эльза начала плакать и умолять пощадить ее еще до начала порки, но, разумеется, никто и не думал ее слушать. Она только и могла, что слабо извиваться под стежками и вопить. Теперь она уже точно знала, что видно Джеку с того места, где он стоит, но ее это уже совсем не волновало. Острaя боль захлестнула все мысли, вышибла из головы все остальное. Альфред порол Эльзу без пощады, постоянно напоминая ей о проступке: «Девочка должна быть аккуратной... за неряшливость секут... не исправишься, забудешь как нормально сидеть...» Задница девочки ходила ходуном, насколько это было возможно в условиях плотной фиксации тела... Крики перешли в сплошную волну визгов, воплей, нечленораздельную и напоминающую о страдании, испытываемом ребенком... Альфред опять сравнил для себя поведение Фелюшки под утренними розгами и спектакль из рыданий и воплей, разыгрываемый Эльзой. Как человек на своем теле знавший, что такое розги, мистер Ричардсон не доверял самым трогательным упрашиваниям, клятвам и реву наказываемых. Вся эта музыка исполнялась только, чтобы добиться остановки порки или смягчения ударов. Поэтому Альфред не изменил силу порки, наоборот, теперь он сек с оттяжкой по самому низу ягодиц и по ляжкам, чтобы провинившаяся девчонка подольше вспоминала о наказании... Когда попа Эльзы была основательно обработана, а она охрипла от криков, мистер Ричардсон отвязал ее и поставил на ноги. Она почти не поняла, что порка закончилась, так было больно. Кожа горела огнем, мышцы ныли глубокой болью. Каждое движение отдавалось новым болевым толчком. Попечитель объявил, что поскольку Эльза совершенно не умеет сдерживать свои эмоции, ей еще предстоит посидеть на крапиве, он подвел ее к широкому стулу, устланному жгучими листьями и, взяв за плечи, посадил на стул. Сидеть и так-то было очень болезненно, да еще сразу запекло, защипало внизу. Эльза заревела, извиваясь, попробовала приподняться, но попечитель держал ее крепко. Через несколько секунд она поняла, что лучше сидеть совсем не шевелясь, и замерла, тихо плача, и наблюдая за продолжением порки Джека. Альфред заметил, что Эльза пытается приподнимать бедра, чтобы крапива обжигала поменьше. «Ну что ж, хитрованка... Для таких случаев применяется специальное средство». Альфред, не обращая внимания на завывания и рыдания девчонки, плотно притянул ремнем ее ноги к стулу, затем зафиксировал руки по бокам, и ноги к передним ножкам стула... Теперь у Эльзы не было шанса смягчить свое сидение... Пока Эльзу привязывали к стулу, Джек пытался отвлечься и смягчить возбуждение своего пениса... Но безуспешно... Мужская деталь стояла и не собиралась опускаться... Покраснев от смущения мальчик подошел к блоку и остановился в нерешительности: член мешал ему лечь, упирался... И вдруг... Джек (да и Альфред) даже не успел среагировать, как миссис Ричардсон взяла его пенис в руку, опустила его, а другой рукой прижала мальчика к поверхности блока. Член уперся уже головкой в боковую стойку и терся о нее, пока Джека привязывали. Чуть позже Джек смог осознать, что ему понравилось, когда его член оказался зажат в женской руке. Это было так волнительно и приятно, что мальчик не обратил внимание на первые удары розог, его мысли были обращены к новому эротическому опыту... Альфред помрачнел, когда Фелечка взяла член мальчишки в руку, он нешуточно ревновал в эту минуту и решил обязательно дать жене 30 розог за такую вольность... Фелиция выбрала крепкую розгу и начала отмерять Джеку оставшуюся порцию. Худощавая мальчишеская задница была уже сплошь покрыта посиневшими рубцами, кое-где запеклись капельки крови. Феля занесла розгу и вспомнила, что у Альфреда не остается таких сильных следов. Поэтому она решила сечь мальчика послабее, все равно по свежим рубцам будет очень больно. Она мерно поднимала и опускала руку, распределяя удары лесенкой сверху вниз, обходя пацана с другой стороны после каждых пяти ударов. Когда Фелиция начала драть Джека со всей силы, это на время примирило Альфреда с тем, как жена держала в руке член мальчика. Но затем Альфред заметил, что Феля уменьшила силу ударов, щадя мальчишку... Это вновь распалило его ревность. Если бы сейчас он мог сам выпороть Джека, то просто спустил бы ему всю кожу с задницы, заставил бы его орать от боли благим матом... Ну что ж, за эти шалости расплатится попочка Фели... Альфред даже не задумывался сейчас, что на заду Джека итак уже не было живого места. В нем говорила ревность мужа, который не хотел, чтобы его Любимая держала в руке чужой пенис. В отличие от мистера Ричардсона, Джек был конечно доволен уменьшением силы ударов. Его попа уже горела огнем, и мальчик вскрикивал от ударов... Но в мыслях его блуждали и приятные воспоминания о том, как ручка миссис Ричардсон держала его мужское хозяйство, двигала его, как член напрягался в этих объятиях... От этих воспоминаний его пенис напрягся и принял боевую готовность во всей своей подростковой красе... И это заметил Альфред... Он решил, что мальчишка горько пожалеет о своих эротических переживаниях и расплатится за это сидением на крапиве. Стараясь не шевелиться на своем жгучем крапивном ложе и тихо всхлипывая, Эльза наблюдала за продолжением порки Джека и увеличением его мужских достоинств под болючими розгами. Реакция тела мальчика ее несколько удивляла, и она решила потом расспросить его, что же он такого чувствует. Она видела, как дергаются и приподнимаются ягодицы Джека при каждом стежке, как он пытается увести свое исстрадавшееся тело из-под ударов, но ничего, конечно, не может сделать, так как ремни держат очень крепко. Джек совершенно охрип от крика и только тихо и беспомощно скулил, когда миссис Ричардсон приступила к самой последней порции наказания. Провинившийся мальчишка должен запомнить их встречу надолго и ни за что не хотеть нового свидания. Да еще она заметила его эрекцию и возмутилась: уж не о ней ли этот негодник фантазирует?!! Она широко размахивалась, резко опуская розги на складочки под ягодицами, и затем дергала руку на себя, делая все, чтобы Джеку было больно сидеть еще несколько дней. Тяжелая розга просекала кожу до крови и глубоко ушибала мышцы попки. Феля видела, что у мальчика уже нет сил кричать, когда раздался голос Альфреда: "50!” Постепенно миссис Ричардсон усиливала удары, и Джеку уже было не до эротических фантазий. Его попа горела от боли, мальчишка вновь переключил свое внимание на наказание и оглашал комнату своими воплями и мольбами. Он не считал удары и не знал, сколько осталось розог, но ждал окончания порки как избавления. Наконец вместо стандартных «Ооооойййййййй, Мииииииссссссссс, проооостиииииитееееЙяяяяяяяяя...» Джек только пронзительно выл и стонал... Сил на крики и обещания быть хорошим не осталось. Правда, когда один из ударов просек кожу насквозь (мальчик был уверен, что это так, слишком сильным был удар), он вновь завопил во всю силу: «боооооооооольноооооооооооооооо!!!!!!» и заревел... Вопли и рыдания Джека, и то, что Фелечка снова усилила порку, примирило Альфреда с ее опрометчивым проступком. Ревность исчезла, уступив, как ни странно, место некоторому сочувствию... Альфред видел, как извивался мальчишка, какой танец выдавал его зад, как даже кровь выступила на теле мальчика... Он понимал, что мальчишке сейчас очень больно... И все-таки, порка была справедливой, мистер Ричардсон в эти минуты гордился умением жены приводить непослушных мальчишек к повиновению!!!! Фелиция отстегнула плачущего Джека и приказала ему вставать. Она объявила мальчишке, что за неподобающие вопли во время порки он будет наказан сидением на крапиве. Мальчик горько всхлипывал, но она не стала обращать на его слезы внимания, а строго заметила, что мужчине следует научиться терпеть физическую боль без криков. Феля подняла девочку со стула и усадила туда Джека, который отчаянно заерзал и заплакал еще сильнее. Он, конечно, знал, что крапивы ему не избежать, но вдруг пожалеют... Так сильно припекало! Эльзе было сказано одеваться. Обычно это означало также разрешение растереть и почесать нестерпимо саднящие ягодицы. Она поспешно натянула нижнюю и верхнюю юбки, а больше ничего у нее и не было. Ткань, к счастью, почти не касалась жестоко высеченной и обожженной крапивой попки. Эльза прижала ладони к ягодицам и стала осторожно потирать их, сразу стало чуть легче. Ей никак не удавалось отвести взгляд от все еще торчащего пениса Джека, даже крапивные укусы не смогли снять его возбуждения. В этот момент попечитель подошел к ней и протянул руку и розги для поцелуя, и Эльзе ничего не оставалось, как приложиться губами к орудию пытки. Когда мистер Ричардсон отсчитал «50», Джек даже сквозь собственные вопли услышал это спасительное число. Мальчик с большим трудом поднялся с блока, ноги дрожали мелкой дрожью, слезы стекали прямо со щек. Джека не волновало даже, что его пенис так и стоял, не опускаясь. Он чувствовал только БОЛЬ попки. А ведь теперь его ожидала крапива. Когда миссис Ричардсон усадила его на стул со свежей крапивой, из уст шалуна раздался жалобный и пронзительный вопль. Сама крапива была ему знакома, но не после такого строго дранья розгами... Да еще листья обожгли мошонку, и медленно опускавшийся пенис вот должен был коснуться этой жгучей подстилки... Джек попытался как и Эльза сдвинуться с крапивы, но мистер и миссис Ричардсон плотно притянули его к стулу. Мальчишке оставалось только заливаться слезами... Наконец, возбуждение закончилось, и головка пениса коснулась листиков крапивы. «УУУУУУУУУУУЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙйй!!!!!!! АхААААААААААА!!!!!!!» Взвизг и рев одновременно слышались в крике Джека. Ой как было больно... «Терпи, в следующий раз будешь думать о своем поведении, а не о прелестях девочек и своем пенисе!!!!» Эту нотацию Альфред произнес даже с некоторым удовлетворением. На Фелюшку он уже не сердился (хоть дома ее и выпорет), зато Джек вызывал у него двойное недовольство: своим возбуждением члена и недостойными криками под розгой... «Мог бы и не так вопить», - подумал Альфред. Хотя страдания мальчика, когда его гениталии обожгла крапива, вызывали сочувствие. Лучше договориться с директором приюта, чтобы крапива не применялась к детям, которых наказывают они с Фелицией. В крайнем случае, можно стегать крапивой, но не сажать на нее. Фелиция вздрогнула от истошного визга и отпустила мальчишку. Она глянула вниз и поняла, что случилось. Пожалуй, это было уже слишком... Она неловко отвернулась и попросила мужа отстегнуть ремни: Хватит с него, Фредди! Пусть одевается, - и она торопливо вышла из комнаты, подошла к окну, передернула плечами: видение молодого возбужденного члена преследовало ее. Отвязав несчастного мальчика, через минуту муж присоединился к ней, и они отправились прощаться с директором. Фелиция попросила в качестве любезности снабдить ее розгами разных размеров для наказания нерадивых слуг, как она объяснила. Эльза с жалостью смотрела на Джека, прислонившегося лбом к стене и не обращающего внимания на девочку. Он все еще заливался слезами и судорожно растирал ягодицы. Ему пришлось одеть белье и брюки, и теперь грубая ткань терла избитое обожженное крапивой тело. Мальчик буквально боялся сдвинуться с места. Эльзе и самой было очень больно, в ногах ощущалась противная слабость, но она все же подошла к товарищу по несчастью и стала ласково поглаживать его волосы: Джек… Ну все уже… Они ушли… Джек… Джек не мог ничего ответить... Все внимание было занято болью на попке и гениталиях... В принципе, мальчик не мог упрекнуть Ричардсонов в чрезмерной суровости, если бы он попал к обычным попечителям, то сидение на крапиве и боль от ожогов на пенисе продолжалось бы не менее часа... Альфред положительно оценил мягкость Фелечки... Как мужчина он сочувствовал Джеку из-за крапивных ожогов на члене. А что же чувствовала Эльза? Неужели крапива божигала и ее гениталии? Нет, от этого нужно отказываться или наказание превращается в истязание… Смущало только волнение в глазках жены и то, как она смотрела на пенис Джека. Как ни жаль, а выпороть Фелю придется. Директор как всегда подготовил хорошие розги и для слуг и «детские». Назначение второго пакета розог не афишировалось... Краткий комментарий о необходимости отмены крапивы для детей, которых наказывают мистер и миссис Ричардсон, вызвал удивление директора, но он привык подчиняться попечителям и пообещал впредь не отправлять детей на крапиву и не давать ее в специальную комнату. 

Роман в новеллах о Любви и Боли


Сага о Ричардсонах.

Содержание:
Глава 1. Сладостное утро……………………………………………………………………………………………..
1-4

Глава 2. Приютские страсти………………………………………………………………………………………..
4-10

Глава 3. Такая разная любовь……………………………………………………………………………………..
10-15

Глава 4. Когда слуги плачут……………………….………………………………………………………………..
15

Глава 5. Супружеская порка: всерьез, без шуток…………………………….……………………………….



Глава 6. Воспоминания Альфреда: материнские розги и мисс Памела…………………………………



Глава 7. Детство Фелиции: розга капитана Крекстона и грум Стиви……….…………………………….




Глава 1. Сладостное утро. 

Солнце только пробивалось сквозь полог, окружавший кровать, когда Альфред проснулся. По привычке он начал обдумывать план на сегодняшний день. Сначала дела семейные (порки супругов за провинности за неделю, он провинился дважды, Фелиция - тоже), потом можно и приют навестить, чтобы выдрать двух шалунов. Как самые строгие и умелые в порке супруги Ричардсон получили среди других попечителей привилегию: сечь самых непослушных, применяя свою собственную методику. Как правило, порка производилась в час после полудни, когда все воспитанники уже были наказаны. Тогда Альфред и Феля принимались за своих подопечных. Но все это позже... а сейчас... Альфред откинул одеяло и обнажил фигурку Фелиции. Маленькая, но с соблазнительными формами, она составляла единственную и не проходившую уже шесть лет страсть и счастье. Альфред даже шутил, иногда называя ее Фортунатой, намекая на происхождение имени. Фортуната и Фелисита означали богиню счастья и удачи. Брак с такой несравненной женщиной Альфред считал самым большим подарком Фортуны. Скользя взором по нежной фигурке Фелечки, спавшей на животе, он выбрал точку, с которой собрался начать ласку. Едва касаясь губами ее правой ягодички, он продолжил страстное путешествие к ее левой сестричке, потом по спинке к затылку, на плечи... и снова вниз к попочке... Он слушал ее взволнованное дыхание, чувствовал, как в ней нарастает желание (его желание уже давно обрело твердые формы) и ждал, когда жена повернется на спину и подставит его ласкам свои передние прелести... Фелиция сдерживалась недолго. Она потянулась, как кошечка, изогнувшись всем телом, и перевернулась на спину, потянувшись к мужу руками и губами, наклонилась над ним, лаская. Альфред был невысок, но великолепно сложен. Она пробежала губами по крепкой шее, запуталась пальцами в волосах на груди, мелкими поцелуями добралась до сосков и стала по очереди их покусывать, чувствуя, как они собираются в тугие комочки. Ей очень нравилось заниматься сексом по утрам, пока они оба были еще полны сил. Альфред тихо проурчал что-то и крепко прижал ее к себе. Альфред отозвался на ласку жены, поглаживая ее нежное тело. Потом обнял и положил ее на спину, целуя самые красивые грудки на свете. Феля славилась лучшим бюстом во всем графстве. Для Альфреда же не было и во всей Британской империи, на всем свете другой женщины, которая могла бы сравниться с ней. Опускаясь от грудок жены все ниже он покрыл поцелуями ее животик (не забыл поласкать языком пупок) и наконец спустился к самому входу в «храм любви». Одновременно лаская Фелюшку рукой он с удовольствием увидел, как она раздвигает ножки, чтобы пропустить его рот и язык. Между темными волосиками, как из зарослей джунглей открывался вид на набухшие от желания губки и вход в... Для Фели и Альфреда, родители которых переехали в Англию из восточных колоний, были в ходу интимные названия для гениталий друг друга. Вход во влагалище Фелиции именовался храмом любви или пещерой Али-бабы, пенис Альфреда называли Али-бабой или жрецом. Сейчас взору Альфреда открывалась пещера, полная сокровищ, обещающая восторг и удовольствие. Но сначала, Альфред должен был поласкать Фелечку языком, чтобы распалить посильнее (как Али-баба произносил "сим-сим откройся”). Он начал облизывать нежные губки, постепенно вводя язычок в пещерку, стараясь «наладить контакт» с «маленькой феей пещеры». Судя по довольному мурлыканью Фелечки контакт успешно налаживался... Теперь супруг мог вновь подниматься от лобка наверх, чтобы продолжить ласку Фелькиных Монбланов... Фелиция просунула руку между их горячими телами, дотянулась до "жреца”, обхватила ладонью гордо восставший, набухший ствол, провела по нему несколько раз, погладила бархатистую головку, натянувшуюся уздечку, смазала выделяющейся жидкостью: теперь ее пальцы легче скользили. Другой рукой она ласкала худощавые ягодицы мужа, гладила и сжимала его мышцы, проводила по коже ногтями. "Жрец” вздрагивал в ее ладони, сама она вся горела. Феля засмеялась счастливо и, перевернув Альфреда на спину, оседлала его, выгнувшись назад так, что крупные чаши ее грудей напряглись, а соски смотрели почти вверх. Альфред задыхался от желания, пока Феля ласкала своими пальчиками его Али-бабу. Наконец, Самая Прекрасная Женщина оседлала его и медленно стала опускаться на пенис мужа. Альфред придерживал ее за бедра, помогая опуститься, его Али-баба уже вошел в пещеру и... Началось служение всем богам и богиням Любви... Крепкие створки Пещеры сладко обнимали... Поднимая и опуская Фелечку, Альфред старался с каждым разом входить все глубже и сильнее, чтобы соединить Жреца с алтарем Храма и сделать служение приятным для жены. Раскачивающиеся груди Фели теперь были похожи на спелые плоды кокоса, а сам супруг превратился в путника, который жаждет напиться из этих сосудов. Продолжая помогать жене одной рукой (подведя ее под тугую попку) подниматься и опускаться, другой рукой Альфред стал ласкать левый плод, перебирая пальцами вокруг сосочка, поглаживая нежную кожу вокруг него... Желая усилить активность жены, Альфред нежно шлепнул ее по ягодичке... Возбужденная Фелюшка ускорила скачку и ее грудки подпрыгивали в такт. Головка была запрокинута назад, волосы развевались, делая ее похожей на амазонку, скачущую по степи, только вместо коня под ней скакал Альфред... Отдаваясь наслаждению, он не забывал следить за тем, чтобы не меньшее наслаждение получала его Родная Фелечка. По неписаному кодексу, пользуясь наставлениями древних трактатов по любви и добрачному опыту, Альфред предоставлял жене право закончить первой. Феля в шутку называла это высшим проявлением джентльменства... Фелиция двигалась все быстрее и быстрее, скачка ее становилась бешеной, гибкое тело двигалось не только вверх-вниз, но и успевало совершать вращательные движения на Альфредовом жезле страсти, обхватывая и массируя его внутренними мышцами, все более и более углубляя контакт. Али Баба касался самых потаенных точек, приводя ее в неистовство. Наконец по ее телу прошла судорожная волна, женщина негромко ахнула и рассмеялась, расслабившись. Теперь ее движения были направлены на то, чтобы довести мужа до пика наслаждения. Увидев, что Фелюшка уже на пике страсти, Альфред сосредоточился теперь на том, чтобы поскорее закончить службу самому, не утруждая Фелину пещеру. В этот момент он почувствовал, как стенки пещеры сомкнулись вокруг по прежнему твердого жезла. Он ускорил темп движения и головка жреца подсказала ему, что финал службы скор. По всей глубине пошла струя, рвущаяся наружу, как рвется лава из жерла вулкана, как устремляется к небу фонтан. ООООО, Феляяяяяяя - воскликнул от восторга Альфред. Моя Лююбимаяя, Мояяяя Богиняяяяяя РОднааааааяяяяяяяяяяяяяя... Придерживая Фелюшку за бедра, счастливый Альфред вывел своего Али-бабу из Пещеры Любви, и положил жену на кровать... на этом их любовная игра не заканчивалась. Целуя груди Фели, Альфред старался выразить в ласке нежность, восторг и благодарность за удовольствие, которые он получал занимаясь любовью с женой... В это мгновение Феля нежно отстранила его ручкой и довольно улыбаясь проворковала: - Фреди, любимый, давай продолжим позже... Нам нужно подумать, чем заняться сегодня... Денек обещает быть напряженным. - Ты права, мой ангел, нас дожидаются непослушные ученики к часу пополудни... Кроме того, - продолжил Альфред, перебирая рукой волосики на фелином лобке, - мы с Тобой провинились за неделю и тоже должны получить свои порции розговых поучений. По крайней мере, я то уж точно буду вертеть своей попкой... Ты сама дважды делала мне замечания И за Тобой, Родная, есть несколько грешков: Ты сделала одну затрату у модистки, не посоветовавшись со мной, потом Ты задержалась у своей подруги, а я волновался... За каждый случай полагается по 30 розог по Твоей очаровательной попочке, - и как бы подтверждая это, он повернул Фелю на живот, шлепнул слегка по попке и поцеловал обе ягодички, взасос, - чтобы моя девочка не боялась. Фелиция, конечно, боялась: уже слишком хлесткими были розги. 60 штук… Да, немало. А торговаться с Альфредом бесполезно – сколько назначил, столько и выдаст. Она припомнила его безобразия за неделю: в среду он вернулся из клуба навеселе, а вчера, на вечеринке, ухлестывал за женой соседа, нахально запуская глаза в вырез ее платья. Ну, погоди же! - Тебе тоже предстоит потерпеть! – строго предупредила она мужа, садясь и протягивая руку за пеньюаром, - можешь нести сюда розги. Когда Альфред встал, она томно поглядела ему вслед: уже скоро его ягодицы будут покрыты сеткой полос. О! Он так чувственно изгибается под ударами, а попка у него потом совсем горячая. Альфред обычно молчит во время порки, стесняется, а вот сама Фелечка будет сейчас визжать, как резаная! Отодвинув полог над кроватью, Альфред спустился с ложа любви на пол. В спальне было специально приготовлено все для проведения педагогически-любовных воздействий... За шторой, чтобы прислуга не увидела, в высоком ведре мокли прутья, связанные в пучки по 2 прута. Ближе к окну, под длинной салфеткой был спрятан блок для порки. Закрытый тканью, со стороны он был похож на ночной столик. Блок был устроен так, чтобы на нем было удобно фиксировать и Альфреда, и Фелечку. Передняя часть, на которую опирались лобки супругов, была закруглена и оббита батистом, подложенным шерстью. По бокам, на противоположном конце, ремнями фиксировались руки, а ноги пристегивались под коленями (для Фели) или почти у щиколоток (для Альфреда). «Дорогая», - обратился к Феле Альфред. Я думаю, что будет лучше разделить порции розог на две части: сейчас мы выпорем друг друга только за один проступок, а вторую порку проведем по возвращении из приюта. Ты же знаешь, Малышка, я могу выдержать все сразу, попка натренирована еще с детства розгами мамы и гувернантки, а вот за твою нежную попочку я беспокоюсь. И Альфред повернулся к Феле. Она лежала, соблазнительно раскинувшись, подвернув левую ножку и провоцируя мужа как на порку, так и на секс. Али-баба немедленно прореагировал. - Хорошо, давай в два этапа, - согласилась Фелиция, накидывая пеньюар на плечи и заранее потирая ягодицы, - и я буду первая, - ждать порку она не любила. Альфред выдвинул на середину спальни блок для порки, скинул с него покрывало и жестом пригласил жену устраиваться. Она медленно наклонилась над лежаком, пока Альфред подгонял его на маленький рост супруги, потом он крепко затянул ремни на ее руках и ногах. Кинул на кровать кружевной пеньюар. Выпуклая попка Фели была соблазнительно оттопырена и приподнята, ноги раздвинуты широко для полного обзора. Альфред начал перебирать пучки прутьев в ведре выбирая поровнее. Наконец он нашел подходящие и стряхнул с них воду. Для порки были приготовлены розги двух типов: для девочек – 0,12 дюйма толщиной, для мальчиков – 0,2-0,3 дюйма. Альфред выбрал два пучка для девочек. - Ангел мой, Фелюшка! - обратился он к жене. - Я не жалею денег на твои наряды и особенно на нижнее белье, которое защищает твое нежное тельце и так возбуждает меня, когда ты раздеваешься... Но, ты ведь знаешь, что я опасаюсь, как бы эти хитрецы тебя не обманули и не продали плохой товар. Поэтому я и хочу вместе выбирать твою одежду. Особенно смотреть, как ты ее примеряешь. Но поскольку на этой неделе ты провинилась, я, как заботливый муж, высеку тебя розгами. Ты получишь ровно 30 ударов, - Альфред еще раз посмотрел на попку Фелечки. О боже, как она прекрасна, как сладостно и призывно оттопырены эти сочные ягодички. Али-баба приподнялся по направлению к пещерке, открытой перед глазами мужа, ведь ножки были раздвинуты и не закрывали ничего... Альфред все медлил начинать пороть... Он знал, что Феле розги не впервой: за шесть лет их брака эти порки происходили каждую неделю. А до свадьбы, с раннего детства и до 18 лет Фелю собственноручно порол ее отец - капитан Крекстон. Но Альфред обожал ласкать жену, а причинять ей боль ему было трудно. Однако, порядок есть порядок. Если не выпороть, то Фелюшке будет трудно понять степень огорчения и озабоченности мужа. Поэтому и она порет его за его проступки... Наконец Альфред поднял розги над попкой Фели: - Итак, Фелюшка, за твое плохое поведение я высеку тебя... Розги со свистом опустились на нежные ягодички почти посередине... Хотя Альфред порол без оттяжки, на коже сразу вспыхнули два ярких рубца. Ягодички судорожно сжались, попка как будто приподнялась, а из уст Фелечки раздалось пока тоненькое, но жалобное «ойййййй». Альфред с трудом выдерживал эти слабые поскуливания Фели. С детства он видел и слышал, как пороли женскую прислугу в их доме. Мать Альфреда, овдовевшая рано, воспитывала сына и держала дом в ежовых рукавицах. Главным средством поддержания порядка были конечно розги, и слуг секли беспощадно. Альфред знал, что женщинам труднее выдерживать порку, и что они кричат под розгой. Но их крики и крики Фелечки, его Родной, Любимой, Маленькой Девочки, это разные вещи. И все-таки, пороть необходимо. После 15 розог Альфред поменял пучок и начал сечь уже по нижней части ягодичек жены. После каждого удара по этой нежной части попки ягодички резко подпрыгивали вверх, возбуждая в муже одновременно и жалость к Феле и желание обладать ею сейчас же. Ведь при прыжке попки открывался и вход в Пещеру. Али-баба уже стоял в полной боевой готовности. Удары по нижней части попки вызывали у Фелечки непрерывный визг, но просьб прекратить порку не было - Феля в этом деле была мужественной, за что Альфред ее глубоко уважал. На последнем десятке он усилил удары, придерживая прутья после удара подольше на теле, чтобы кожа припухала. Это не было проявлением жестокости, просто так у них было заведено, что последние 10 розог для Фели и 20 розог для Альфреда были самыми болючими. Фелиция знала, что Альфред справедлив, и достается ей за дело, но все-таки каждый удар больно обжигал кожу и удержаться от жалобного писка она никак не могла, а когда Альфред дошел до самого низу попки, где кожа была нежнее, она начала дергаться изо всех сил, хотя и знала, что ремни не дадут ей сдвинуться с места. И блок для порки был очень тяжел, так что Феля не могла и мечтать вырваться. Она чувствовала, как горячие рубцы наливаются на ее ягодицах, там где их касались прутья, и кричала без остановки. Она знала, что скоро конец, и тогда Альфред обязательно приласкает и утешит ее. Пожалуй только предвкушение этого утешения и заставляло ее соглашаться на порку. Альфред в последний раз поднял розги над Фелиной попочкой и с силой впечатал их в мякоть. Феля издала пронзительный вскрик, в котором даже послышались слезки. Сердце Альфреда не могло этого выдержать. Он поцеловал иссеченную попку жены, начал нежно поглаживать ее тело и произнес: «Ну, все, Маленькая моя, все кончилось... Ты у меня молодец, мужественная и послушная девочка... я тобой горжусь!!!» Он отстегнул ручки и ножки Фелечки, целуя их в местах, где остались следы от привязывания. Потом поднял Фелю с блока и, держа ее на руках, попкой вверх, понес к кровати. Феля уже не плакала и только постанывала... Положив любимую на животик, Альфред продолжил ласкать ее тело, особенное внимание уделяя ягодичкам, на которых алели следы наказания. Феля слaдко потянулась и довольная лаской проворковала: Я хочу… - Я хочу тебя снова, но не будем торопиться, отложим на вечер, - женщина нежилась под осторожными руками мужа, который поглаживал ее ягодицы, покрытые припухшими полосками. Казалось, что с его кончиков пальцев струится тепло, снимающее боль. Иногда он нагибался и проводил губами по горячим следам от розог. Все это было так приятно и расслабляюще, что Феля с трудом заставила себя встать. Но время не стояло на месте: следовало выдать Альфреду его порцию и поторопиться в приют наказывать тамошних шалунов. Фелиция соскользнула с кровати и подтолкнула супруга к блоку. Альфред отрегулировал высоту и лег, выставляя небольшой мускулистый зад. Жена пристегнула его, провела рукой по попке. За неделю у Альфреда сошли все следы предыдущей субботней порки. Хорошо, что у него так быстро все заживало, Феля не смогла бы пороть его по еще заметным следам. Она вытащила из ведра крепкие мужские розги и сообщила мужу, что сейчас он будет сечен за перебор крепких напитков, а полагается ему за это 40 ударов. Альфред абсолютно не стеснялся лежать в такой позе. С детства он привык, что его пороли по попе мама и гувернантка, привык ложиться под розги или стоя нагибаться. Его даже не смущало, что до и после порки были видны не только его ягодицы, а и перед. Он также знал, что жене очень нравится смотреть, как вертятся и сжимаются от боли его ягодицы. В детские годы она не только получала порку от своего отца, но еще чаще наблюдала порки солдат-туземцев, слуг и старшего брата. Она видела, как они раздеваются, обнажая свои полные или худые зады, как свисают их мужские причиндалы (так она узнала чем отличаются мужчины и не стеснялась этого). По ее рассказам Альфред знал, что Фелюшку раздражало, если наказываемые сильно кричали или плакали. Таких она сама бы выдрала... Наоборот, молчуны вызывали у нее симпатию. Поэтому она любила пороть Альфреда, сечь его с оттяжкой, до синих рубцов, чтобы проверять его терпение под розгой... Зато его молчаливость во время наказания вознаграждалось ласками. Альфред выдохнул и приготовился к первому удару. Сорок розог - задаток, вечером, наверно будут 60. Феля дает сейчас так мало, чтобы сэкономить время. Наконец, раздался свист розог, такой знакомый, и попку Альфреда обожгли первые удары... Ягодицы только немного дрогнули, когда прутья, впившиеся в кожу стали как будто разрезать их... После десятого удара муж уже стал активнее вилять попой, а к концу первой порции зад мерно подпрыгивал, открывая взору жены и пенис и мошонку, болтавшиеся в такт подпрыгиваниям... Интересно, Феля уже возбудилась от такого танца... Впрочем сейчас она будет менять пучок и наверно Альфред увидит ее... Феля секла мужа, наблюдая, как вспухают длинные красные полосы на его вертящихся ягодицах. Она была женщиной сильной, била хлестко, и, конечно, Альфреду было очень больно, но он, как всегда, сжал зубы и терпел молча. Фелиция высоко заносила руку, размахивалась, и поющие пруты глубоко врезались в кожу высоко поднятой и напряженной попки. Каждая полоска сначала резко белела, а через несколько секунд наливалась багровым и быстро набухала. Выдав мужу половину ударов, она бросила истрепавшийся пучок розог на пол и пошла за новым, мимолетно дотронувшись по дороге до волос Фредди: терпелив он все же, заслужил ласку. Когда Феля начинала пороть мужа, то все ее претензии к нему мигом растворялись, исчезали в свисте розог и в движениях его тела под ударами. Она отряхнула воды с новой розги и встала по другую стороны от мужа. Розги взлетели с удвоенной силой над уже исполосованными ягодицами. Феля порола теперь с оттяжкой, резко дергая на себя розгу после ее соприкосновения с кожей. Когда Фелюшка, прошла мимо Альфреда, ласково задев его, в нем как будто что-то перевернулось... Он увидел на ее нежной попке следы от розог, ему захотелось поцеловать жену в эту мужественную попочку, которую не портили даже яркие рубцы от недавнего наказания Ему невероятно хотелось ее... И он чувствовал, что и она возбуждена и тоже хочет нежности и ласки... Но это только после завершения порки... Феля порола с удвоенной силой, в ее манере порки появилось новое - теперь она не поднимала прутья вверх, а отводила руку в сторону и секла по ляжкам и низу ягодиц мужа. Попка Альфреда подпрыгивала, ноги судорожно вздрагивали и это заводило Фелю. Али-баба, как она видела, тоже был в полной боевой готовности... И все-таки оставалось еще 3 удара... Фелиция обошла Альфреда и нанесла последние удары не поперек, а вдоль ягодиц, пересекая все предыдущие рубцы, кончики захлестнули на бедра. Альфред весь сжался от острой боли, слезы выступили на его глазах, и он едва сумел удержаться от крика, но истрепанная розга уже лежала на полу, а жена поспешно освобождала его от привязей: - Все уже, все, родной мой. Какой ты терпеливый! – Феля помогла мужу разогнуться и тесно прижалась к нему всем телом, нежно поглаживая горячую распухшую попу обеими руками. Она ощущала возбуждение Фредди и, страстно желая сделать ему приятное, повела его к постели, уложила на живот поперек кровати, а сама склонилась над ним. Женщина стала покрывать медленными поцелуями багровые ягодицы мужа, говоря, как она любит его и больше не сердится. Крови на рубцах не было, Феля всегда была достаточно осторожна во время порки. Когда Альфред немного расслабился, она перевернула его на бок, продолжая целовать бедра, живот и, наконец, прикоснулась губами к твердому копью. Поласкала языком уздечку, слушая стон удовольствия, и вобрала всего Али-бабу, нежно обминая языком головку, посасывая, чуть-чуть прикусывая. Это было ТАК вкусно! Феля прикрыла глаза от удовольствия и вытянулась на постели рядом с мужем, продолжая ласкать ртом своего жреца, а тонкими пальцами одной руки его попку. Вторая ладонь бережно массировала яички Альфреда. Когда нежные ручки и губки коснулись его полосатой попки, Альфред почувствовал такую радость, которую не высказать словами Он бы перенес сто порок, если после них Фелюшка приласкает его также нежно и интимно. - Любимая!!!! только и мог он произнести, потому что жена принялась ласкать его жреца... Ее ротик и шаловливые пальчики заключили Али-бабу в объятия страсти... Альфред запустил левую руку в волосы Фелечки и начал ласкать ее головушку, чтобы выразить хоть так свое восхищение и благодарность... Он жил в эти минуты только ласками жены, боль, еще недавно пульсировавшая на попке, отступила и забылась... Альфред почувствовал, как будто его тело и душа перенеслись в Рай. - Фелечка, Лююбимааааяяяя... Рооднаааяяяя!!!!!! - нет, это, действительно, - Счастье, что судьба соединила их вместе; жить без Фели? Это было бы не жизнь... Феля почувствовала, как содрогнулось копье Фредди в неистовом наслаждении, как излились в сладкой судороге его соки. Тело его изогнулось, он громко застонал, произнося ее имя. Пальцы мужа перепутались в ее волосах, касаясь маленьких ушей. Она и сама была на верху блаженства, разделяя его удовольствие и страсть, ощущая, как мало-помалу обмякает Али-баба в ее губах. Альфред обнял ее, медленно расслабляясь. Женщина выпустила его и легла повыше, подставляя мужу свои губы, продолжая поглаживать его тело: - Ну как, прошло у тебя? – шепнула она, прижимаясь к любимому, который никак не мог отдышаться от такого контрастного воздействия, - А то, вроде, и идти нам уже пора. Да ты полежи, полежи, если тяжело еще встать и одеться, - она знала, что досталось ему сильно. Альфред некоторое время не мог вымолвить даже слово... Он был опустошен и покорен ласкам, Фели однако но помнил, что и ее нежной попочке досталось, и ему хотелось утешить ее раны... - Ложись на животик, я понежу твою попку... Феля послушно повернулась, подставив мужу свои булочки... Альфред аккуратно поцеловал правое бедро, потом его губы продолжили свой путь по всей правой ягодичке, стараясь поласкать каждую полосочку, набухшую от ударов... Затем он опустился почти к нижним створкам пещеры и не смог удержаться, чтобы не лизнуть там. Путешествие продолжалось теперь на левом полушарии, снизу, где было больше следов, а кожа такая нежная, наверх, обнимая губами и облизывая язычком каждую припухлость. - Фред, ты шалун... Проворковала Фелечка. Как приятно, спасибо. Но давай одеваться... Нам еще позавтракать и отправляться в приют. А на часах уже 11.00. Время так стремительно мчалось... Фред с сожалением закончил ласки, напоследок поцеловав взасос правую ягодичку... Ей, бедной, досталось сильнее всего... Встав с кровати, он протянул Феле руки, приподнял и заключил в объятия... Так они простояли какое-то время. Наконец Альфред помог жене одеть халат, и сам оделся... Супруги вышли в соседнюю комнату, она была пустой и создавала препятствие распространению звуков. Они прошли через нее, рука об руку, потом через гостиную и вошли в столовую. Здесь их дожидался завтрак, приготовленный кухаркой вовремя и с надлежащим качеством. Не зря ведь Фелиция выдрала ее в прошлое воскресенье. Порка пошла на пользу. Стулья в столовой были с мягкой обивкой, так что Феля села практически безболезненно, косясь на мужа. Но он тоже спокойно устроился за столом и потянулся к чайнику. Налил себе и супруге, добавил сахару и сливок. Они быстро позавтракали, весело шутя и пересмеиваясь, обсуждая предстоящий визит в приют и завтрашний пикник с семьями сослуживцев Альфреда, который владел небольшим банком. После завтрака супруги отправились одеваться. Однако, только Альфред был доволен поведением своего дворецкого Энтони (мужа кухарки Бетси, исполнявшего при хозяине обязанности камердинера). Фелиции пришлось обратиться за помощью к той же Бетси, потому что ее горничная Франческа куда-то запропала. Миссис Ричардсон четко решила, что завтра она так выпорет эту горничную, что она месяц не сядет. Причина отсутствия Франчески выяснилась, когда Альфред и Феля вышли на крыльцо. Ландо еще не стояло, кучера Джима тоже не было видно, зато из конюшни раздавались голоса обоих пропавших, смех и поцелуи. - Ну что ж, - раздраженно сказал Альфред, - завтра эти голубки поворкуют под розгами оба!!! Фелиция разумеется одобрила это решение, добавив, что следует их высечь друг при друге, чтобы добавить к боли стыд. Так и было решено. Наконец ландо выехало из конюшни... на месте кучера сидели виновники... При виде рассерженных господ они поняли, что раскрыты и что их ждет... Наконец Ричардсоны сели в собственный экипаж и направились выполнять свой долг перед обществом. Все время, пока ландо ехало к приюту, кучер Джим не проронил ни слова, а обычно он любил поговорить о погоде, о том о сем...