По дороге до станции мы пели.
Только
нам не повезло. Или, может, повезло! Тут не поймешь. Подошла не
электричка, а какой-то старый поезд. У него вагоны маленькие и с печкой.
Мы еле забрались на высокие ступеньки.
Народу было не так уж много. И тут нам повезло. То есть сначала опять не повезло, но зато потом было здорово.
Мы
сидели посередине. В одном углу была печка, а в другом ехали какие-то
ребята. Один из этих ребят – здоровый такой парень – протиснулся к печке
и стал греть руки. Я еще, когда он мимо шел, заметил, что у него вид
противный: нос маленький, а лицо круглое и жирное, как блин. Даже шел он
как-то противно – бочком, приседая, и все извинялся: «Пр-р-сс-тите,
пр-р-сс-тите».
Он погрел руки и вернулся к своим.
Через минуту у меня защипало в носу, и я чихнул.
– Будь здоров, – сказал Владимир Иванович и вдруг сам чихнул.
– Будьте здоровы! – ответил я и опять чихнул.
Потом начали чихать ребята и остальные, кто ехал в вагоне.
- И знаешь что, Чижик?
- Что, барчук?..
- Я никогда не стану на тебя жаловаться маме...
- Зачем жаловаться?.. Небось, я не забижу ничем маленького барчука...
Дите забижать не годится. Это самый большой грех... Зверь и тот не забиждает
щенят... Ну, а ежели, случаем, промеж нас и выйдет свара какая, - продолжал
Федос, добродушно улыбаясь, - мы и сами разберемся, без маменьки... Так-то
лучше, барчук... А то что кляузы заводить зря?.. Нехорошее это дело, братец
ты мой, кляузы... Самое последнее дело! - прибавил матрос, свято
исповедовавший матросские традиции, воспрещающие кляузы.
Шурка согласился, что это нехорошее дело, - он и от Антона и от Анютки
это слышал не раз, - и поспешил объяснить, что он даже и на Антона не
жаловался, когда тот назвал его "подлым отродьем", чтоб его не отправляли
сечь в экипаж...
Детство в царском доме
Как растили наследников русского престола
Великий князь Петр Федорович, сын дочери Петра Великого рано умершей Анны
Петровны и герцога Гольштейн-Готторпского Карла-Фридриха, появился на свет в
1728 году в столице Гольштейна (или как тогда говорили и писали - Голштинии) -
городе Киле. При рождении он был наречен Карлом-Петером-Ульрихом и крещен в
лютеранскую веру. Вплоть до четырнадцати лет он рос и воспитывался вдали от
России, в соответствии с немецкими традициями, и, лишь став официальным
наследником российского престола, вкусил несколько и "русского" воспитания.
«Утешало Пепика то, что у него есть новый
велосипед. Он вывел велосипед из-под навеса. Куры шарахались в разные
стороны, коза тоже убежала. Но Пепик хотел только одного: чтобы велосипед
увидел Войта. Конечно, Пепик ещё не умеет кататься, но что за беда, он
научится!
На дворе было пусто, из окон никто не смотрел. Пепик подвёл велосипед к
воротам - и раз, только его и видели! А теперь быстро под косогор, где Войта
с Анежкой пасли гусей!
Пыль стояла столбом на дороге - так бежал Пепик.
- Пепик! У тебя велосипед! - ахнула Анежка.
- Покажи! Дай-ка мне его! - закричал Войта, вырывая велосипед из рук
Пепика.
- Подожди! Как бы ты чего не сломал! - ужаснулся Пепик и побежал за
Войтой.
«- Мне пришлось испытать и разочарования,- с очень мрачным видом
продолжал Сквирс.- Отец Болдера не доплатил двух фунтов десяти шиллингов.
Где Болдер?
- Вот он, сэр!- отозвалось двадцать угодливых голосов. Право же,
мальчики очень похожи на взрослых.
- Подойди, Болдер,- сказал Сквирс.
Болезненный на вид мальчик, у которого руки были сплошь усеяны
бородавками, покинул свое место, чтобы подойти к кафедре учителями устремил
умоляющий взгляд на лицо Сквирса; а его лицо совсем побелело от сильного
сердцебиения.
- Болдер,- начал Сквирс очень медленно, ибо он обдумывал, на чем его
подцепить.- Болдер, если твой отец полагает, что потому... Позвольте, что
это такое, сэр?
Документальная повесть Волгоградского писателя о подвигах детей на оккупированной нацистами
территории в 1942 году. Когда то по ней был снят фильм нашей
телерадиокомпанией, но найти его в интернете не удалось. А жаль.
Две цитаты. Одна о порке отцом, другая о допросе
в немецком плену.:
Тимошка рос по-другому. В школе учился кое-как: застрял на два года
в первом классе. Соседский казачонок, Ванюшка Михин, назвал его
«недотепой» и жестоко поплатился: Тимошка расквасил Ваньке нос.
Филипп Дмитриевич и счет потерял проделкам Тимошки: то в
соседний сад заберется, то на колхозные бахчи, то из рогатки окно
кому разобьет. Однажды колхозный сторож, в какой уже раз,
пожаловался отцу:
Бить или не бить.
Как и большинство людей, я ругаю телевидение. Как и то же самое большинство,
периодически его смотрю. Мой любимый канал - "Культура". Не только мой, понятно.
Однажды моя подруга уезжала в отпуск и давала инструкции другой нашей подруге,
которая будет присматривать, выгуливать Пьерошу - крайне энергичного и
шаловливого песика.
- Когда уходишь и Пьероша остается один, запри его, пожалуйста, в гостиной,
проверь, чтобы дверь захлопнулась и не распахивалась от его бросков. Включи ему
телевизор, канал "Культура".
- Обязательно "Культура"?
- Обязательно! Другие каналы Пьерошу сильно возбуждают, и он может погрызть
мебель.
Замечательный, потрясающе смешной роман о приключениях восьмерых
тринадцатилетних мальчишек в частной школе в ЮАР в 1990 году.
Сделан в форме дневника главного героя по прозвищу Малек.
Ниже приведен фрагмент с описанием наказания за ночное купание.
28 февраля, понедельник
13.45
Ужин: ничего не слышно ни об Укушенном, ни о нашей порке. Может, пронесло?
Оказалось, нет. Укушенный вызвал нас, когда мы делали домашку (всех, кроме
Жиртреста и Верна). Когда мы шли за ним в кабинет, у меня дрожала правая нога.
Он сел за стол и посмотрел на нас со смесью злобы и насмешки. (Хотя, может, это
мне показалось, потому что он косит на один глаз.)
Глава 1. Мы хотели еще
Мы хотели еще. Били по столу рукоятками вилок, стучали ложками по пустым
тарелкам: требовали добавки. Мы хотели еще громкости, еще буйства. Докручивали
ручку телевизора до того, что ушам делалось больно от злых криков. Когда играло
радио, мы хотел еще, еще музыки - хотели ритма, хотели рока. Мы хотели нарастить
мускулы на худых руках. У нас были птичьи косточки, полые и легкие, и мы хотели
уплотниться, утяжелиться. Мы - это шесть хватких рук, шесть топочущих ног; мы
были братья, пацаны, трое маленьких королей, ведущих вечную войну за добавку.
Когда было холодно, мы воевали между собой за одеяла, пока ткань не рвалась
надвое. А когда становилось по-настоящему холодно, когда дыхание вылетало
морозными облачками, Манни заползал в одну постель со мной и Джоэлом.
