понедельник, 30 января 2017 г.

«Мигуэль» Глава 1. Табу


«Мигуэль» Глава 1. Табу
Предисловие

Это мой самый первый тематический рассказ (жалкие подражания не в счет). Так что он даже старше «Матьё» и «ФК Гермес». Написан «Мигуэль» был исключительно для себя, я его нигде не размещал, а потом он и вовсе погиб в неравной борьбе с компьютерным вирусом (сгинь, нечистая!). Я был уверен, что он утерян безвозвратно. Но, о чудо! Я все-таки сбросил его тогда одному своему старому знакомому, а он не стер его из памяти за все эти годы. Огромный ему респект! Повторюсь, рассказ писался не для публикации и поэтому он не только тематический, но и с сильным эротическим уклоном. Но раз уж моя страничка анонсирована как «Полное собрание сочинений Catpaw», предлагаю его вашему вниманию практически без изменений.


Мигуэль

Глава 1. Табу.

Мигуэль лежал, уткнувшись лицом в красную пыль. Его гибкое, сплошь покрытое бронзовым загаром тело было полностью обнажено, ступни крепко прикручены лианами к запястьям, так что пятки касались ягодиц. Солнце палило голову, заросшую жесткими иссиня-черными патлами. Не смотря на нестерпимый зной, невольная дрожь, как от озноба, сотрясала время от времени беспомощное голое тело юноши.
Но вовсе не открытая взглядам любого жителя деревни нагота была причиной его конвульсий. Мигуэль никогда не испытывал никакого стыда за свое худощавое, без капли жира тело. В конце концов, любой соплеменник, будь то мужчина или женщина, неоднократно видел его голышом, когда он плескался в реке, играл со сверстниками в мяч (старую пустую тыкву), получал очередную порку перед Домом Старейшин или просто валялся утром на крыльце своей хижины, лениво подставляя еще нежным лучам восходящего солнца свои покрытые гладкой упругой кожей члены. И конечно, как и все охотники, он всегда отправлялся обнаженным за добычей, потому что любой зверь в лесу легко распознает человека, если на нем будет хоть клочок одежды.
По правде говоря, Мигуэля гораздо чаще видели нагим, чем в какой-либо одежде, если так можно было назвать те лохмотья, которые он иногда носил. В деревне все одеяние парнишки составляла обычно набедренная повязка - истертый клочок ткани кое-как прикрывавший гениталии, но оставлявший обнаженными оба полушария небольшого крепкого зада, вызывавшего интерес у абсолютного большинства, как девушек, так и юношей племени. Когда же парень отправлялся в ближайший (но отнюдь не близкий) поселок сборщиков каучука, то нехотя натягивал короткие шорты, потрепанные до такой степени, что оставляли открытым больше чем прикрывали.
Вряд ли смутила бы юношу и предстоящая ему порка. Как и любого не прошедшего посвящения в мужчины мальчишку Мигуэля регулярно секли по голой заднице за малейшую провинность, а порой и вовсе не объясняя причин наказания. Эти экзекуции были настолько обычным явлением, что багровые рубцы от розог на смуглых половинках не считались у молодых индейцев чем-то позорным. Мигуэль скорее был бы поражен, если бы в течение недели его круп и ляжки ни разу не ощутили бы обжигающего прикосновения прутьев.
Так что вовсе не предстоящая боль пугала парнишку. Боль вообще была постоянной спутницей жизни в сельве. Мигуэль никогда не забудет, как он, тогда еще совсем неопытный тринадцатилетний молокосос, разворошил у реки гнездо диких ос. Именно близость воды и спасла тогда мальчишку от увечий, а может и смерти. Не смотря на это, шаман Нати смазав горящие укусы целебной кашицей тут же всыпал опрометчивому подростку два десятка самых горячих розог, которые пробовала к тому времени его задница.
Заставляло дрожать Мигуэля то, что свист прутьев на этот раз не прекратится ни после тридцати, ни после пятидесяти, ни после ста ударов. Ведь он нарушил самое страшное табу: наступил на тень Священного Дерева Киу в день, когда речные черепахи начали выползать на берег для откладки яиц. За это преступление его будут драть до тех пор, пока душа не покинет истерзанное тело или богиня Киу не даст знак прекратить ритуальную экзекуцию.
Но в милосердие богини молодой охотник не верил. Тем более что никто не знал даже, каков может быть ее знак. Ведь даже Рири, старейший из племени, не помнил, чтобы кто-то из богов проявлял милосердие к оскорбившему его. Так что охотники будут под заунывную молитву шамана по очереди брать в руки розги, пока распростертое на залитом кровью жертвы священном камне обнаженное тело Мигуэля не превратится в бездыханную пищу для червей.
Больше всего ужасало юношу то, что соплеменники, еще вчера дружелюбно болтавшие с ним или помогавшие в повседневных делах, теперь совершенно безразлично проходили мимо, не выказывая связанному голому парню ни малейшего сочувствия, ни даже гнева или отвращения. Для них он как будто уже перешел в мир бесплотных душ. Лишь несколько совсем маленьких детишек боязливо швырнули ему в ляжку мелкими камушками и тут же убежали. Неужели они были бы так же безразличны, если бы на месте сироты-найденыша был один из родившихся в деревне?
Занятый этими невеселыми мыслями, Мигуэль резко вздрогнул, когда крепкая ладонь с легким шлепком легла на его обнаженную задницу. Рука сжала его левое полушарие, и до предела вывернув шею, паренек увидел встревоженную, но все же криво улыбающуюся физиономию Рода.
Из одежды на его друге была лишь такая же не прикрывающая ягодиц набедренная повязка, какую носили все мальчишки племени. Не смотря на густой загар, покрывающий каждый сантиметр его голого тела, кожа молодого канадца все равно оставалась заметно светлее, чем у Мигуэля или любого индейца. Давно не стриженные каштановые пряди сзади достигали плеч, а спереди падали на глаза, заставляя их владельца постоянно откидывать их со лба. Картину дополняли несколько браслетов на запястьях - подарки благодарных поклонниц, осчастливленных не устающим членом юноши (предметом зависти всех местных парней кроме Мигуэля) - и свежие следы от розог на жопе, свидетельствовавшие о том, что сельва по-прежнему хранит от чужака много тайн.

Род - Родерик Станислав Форрест - имел в своих жилах кровь стольких народов, что и сам вряд ли мог сказать, к какому из них принадлежит. Свое второе имя он получил в честь отца матери, эмигрировавшего в Канаду из Польши более 50 лет назад. Кроме того, среди его предков были англичане, французы, ирландцы, греки и даже татары. Весь этот коктейль подарил юноше густые слегка волнистые волосы, карие веселые глаза, прямой нос с несколькими веснушками, не очень сильно выдающийся подбородок, свидетельствующий об упрямстве, но не о жестокости. К этому симпатичному лицу прилагалось великолепное юное тело, которое могло бы служить моделью для скульптуры античного бога. За месяцы хождения нагишом его упругая, гладкая кожа приобрела ровный загар еще больше усиливающий сходство с бронзовой статуей. Но достаточно было взглянуть на добродушную, вечно ухмыляющуюся физиономию паренька, чтобы разрушить эту иллюзию.
Отец Рода, Лайонел Форрест, - руководитель зоологической партии - оставил мечущегося в лихорадке сына на попечение своего старого друга шамана Нати с просьбой вылечить мальчика и оставить его в деревне до возвращения экспедиции. Индейцы не только выполнили это пожелание, но и охотно стали обучать выздоровевшего юношу всем премудростям жизни в сельве, результатом чего и было регулярно возобновляемое знакомство голых ягодиц и ляжек парня с обжигающими ласками розог.
Впрочем, ни более частые, чем у его товарищей порки, ни постоянные сюрпризы джунглей (порой весьма неприятные) не могли испортить Роду удовольствие от "дикой" жизни. Сразу же после выздоровления он роздал охотникам всю свою одежду и теперь ходил лишь в набедренной повязке или совершенно голым, как и большинство его сверстников. Неуемное любопытство парнишки неизбежно приводило к новым наказаниям, но оптимизм молодости помогал ему относиться к этому спокойно и, раз за разом поднимаясь с земли или бревна после очередной порции безжалостных хлестких ударов прутьями по ничем не защищенным полушариям зада и бедрам, Род только потирал пострадавшие части тела и, как ни в чем не бывало, отправлялся по своим делам.
Мигуэля с Родом как-то незаметно, но сразу связала крепкая дружба. Оба чужаки в племени, хотя один этого до вчерашнего дня почти не осознавал, мальчишки потянулись друг к другу и привязались, быть может, гораздо теснее, чем сами то понимали. Этому не мешало даже то, что светлокожий канадец отобрал у Мигуэля неофициальный титул главного любимца всех девушек племени. Молодой охотник великодушно уступил приятелю пальму первенства, тем более что все равно не испытывал недостатка в желающих обоего пола разделить с ним гамак на ночь. Возможно, этому способствовало и то, что Родди, решительно отвергавший предложения других юношей, тем не менее, охотно отвечал на ласки друга и не раз их юные нагие тела сплетались в объятьях на лесных папоротниках, в хижине, в лодке, а то и прямо на берегу, на глазах у завидующих сверстников.
Мигуэль, всегда стремившийся к разнообразию в любовных связях, и поэтому никогда не проводивший две ночи подряд с одним и тем же партнером, для Рода шел на любые исключения. Какое-то неизъяснимо острое наслаждение поднималось в нем, когда ладони друга сжимались на упругих половинках его голого зада, а жадные губы их сначала нежно и осторожно, а затем все яростней сливались в непрерывном поцелуе. Его собственные руки скользили в порывистом танце по стройному телу Родерика, то погружаясь в густую спутанную копну каштановых волос, то опускаясь к гладким, покрытым золотым загаром ляжкам. В такие моменты Мигуэль разрывался между взаимоисключающими желаниями: немедленно опрокинуть прижавшегося к нему обнаженного паренька, чтобы резко, до упора вогнать ему в узкое отверстие между ягодицами свой окаменевший ствол и в тоже время растягивать, растягивать до бесконечности это восторженное чувство близости горячего молодого тела своего любовника. И Родди, как будто чувствуя, что творится с другом, еще удваивал энергию своих ласк, доводя их обоих до состояния полного безразличия ко всему окружающему.
Потом, уже опустошив свои орудия, мальчишки долго лежали обнаженные рядом, касаясь друг друга мокрыми от пота плечами и бедрами, и вдруг, как по неслышной никому другому команде срывались с места и мчались наперегонки к ближайшей протоке или озерку, чтобы освежить свои разгоряченные тела в ржаво-красной воде амазонской сельвы.
Даже теперь, не смотря на безрадостные мысли, здоровое молодое естество Мигуэля сразу же отреагировало на руку любовника, стиснувшую левую половинку его обнаженного зада. Прижатый к земле весом туловища член юноши стремительно набухал, становясь твердым как панцирь злосчастных черепах, решивших начать кладку именно в этот день. Мигуэль заворочался, стараясь принять боле удобную позу, и причина этого не укрылось от его друга. Губы светлокожего подростка растянулись еще шире, а пальцы скользнули еще глубже в ложбинку между небольшими упругими ягодицами скрученного паренька, нащупывая желанный вход, но тут же вспомнив об отчаянном положении друга, Род поспешно переместил руку с его задницы на гладкое мускулистое бедро. Улыбка слетела с открытого лица молодого канадца, и оно приобрело то же озабоченное выражение, что и при его появлении.
Минута другая прошли в напряженном молчании. Затем Родди медленно распрямился, нехотя убирая руку с напряженного голого тела связанного юноши, привычно откинул прядь со лба. Уже сделав шаг прочь, мальчик вдруг резко нагнулся, так что его длинные волосы упали на лицо Мигуэля, и прошептал в самое ухо, обдавая его своим горячим дыханием: «Не бойся. Все как-нибудь обойдется. Точно». Но то, как были сказаны эти слова, не прибавило надежды ожидавшему порки юноше.

За следующие насколько часов Мигуэль не видел больше Родерика, а остальные жители деревни продолжали выказывать полное безразличие к юному преступнику и ожидавшей его судьбе. Парень впал к этому времени в какое-то физическое и душевное оцепенение, когда не ощущал уже ничего: ни палящих лучей, обжигавших его обнаженную кожу, ни ужаса перед предстоящим истязанием.
Наконец, когда солнце уже стало клониться к верхней кромке окружавших деревню с трех сторонджунглей, жители стали стягиваться для созерцания расправы над юным святотатцем. Четверо мужчин продели длинный шест между связанными за спиной руками и ногами голого парнишки и подняли его, как поднимают убитого крупного зверя, например пекари или оленя. Резкая боль в вывернутых руках выдернула Мигуэля из забытья, и он вяло удивился, что его тащат не к жертвенному камню, а в сторону хижины для выделки шкур. Там мальчишку бросили на землю и сняли врезавшиеся в плоть путы, но прежде чем он смог пошевелить затекшими конечностями, ему снова связали руки и ноги (на этот раз по отдельности). Затем охотники подняли худощавое тело паренька и привязали к столбам крыльца так, что беспомощный нагой Мигуэль повис между ними растянутый как шкура для просушки. Теперь вся оголенная тыльная сторона тела мальчика: спина, зад, ляжки и икры - была полностью открыта для порки.
Паренек повернул голову в сторону перешептывающейся толпы и его затуманенный взор упал на то, что заставило юношу впервые ужаснуться и поверить, что его действительно собираются забить до смерти. Такой огромной кучи розог ему еще никогда не приходилось видеть. Как раз в этот момент один из охотников, тщательно выбирал прут, чтобы начать экзекуцию.
Табик был не на много старше Мигуэля - он лишь в прошлом году прошел посвящение в мужчины. Молодой индеец был, в общем, неглуп, довольно ловок, удачлив на охоте, но во всех отношениях уступал Мигуэлю, что было причиной его черной зависти к «найденышу». Но самую лютую ненависть вызывало у него то превосходство, которым обладал этот сосунок в глазах юных соплеменниц. Дело было не только в том, что мускулистое, но гибкое как у кошки, тело Мигуэля выгодно отличалось от излишне приземистого и кряжистого стана Табика. Девушек отпугивал тяжелый характер охотника, сочетавший непредсказуемые вспышки ярости и способность долго и упрямо таить обиду из-за какого-нибудь пустяка. Не способный понять этого, Табик персонифицировал все свои неудачи в любовных делах в лице «везучего» Мигуэля и пользовался каждой возможностью отомстить «сопернику». Как взрослому члену племени, ему несколько раз в течение года поручалось наказывать подростков, и когда провинившимся оказывался Мигуэль, охотник наносил удары по голой жопе паренька со всей силой, стараясь обязательно рассечь кожу в кровь. Когда особенно удачный удар задевал более чувствительный участок обнаженного тела юноши и вызывал у того более резкое сжатие ягодиц или приглушенный стон, на лице экзекутора появлялась скупая ухмылка удовлетворения, но, не смотря на все старания, ему так и не удалось заставить мальчишку вскрикнуть или прикрыть исполосованный зад руками и тем самым опозорить себя перед наблюдающими порку соплеменниками.
Теперь, когда его враг был растянут, беспомощный и нагой, в ожидании жесточайшего и последнего в его жизни наказания, Табик испытывал почти сексуальный экстаз от предстоящей расправы. Не спеша, чтобы растянуть жертве томительное ожидание, он выбрал самый длинный и толстый прут и, пр иблизившись к растянутому пареньку, постарался заглянуть ему в глаза, чтобы увидеть в них долгожданный страх. Встретив этот торжествующий «голодный» взгляд, Мигуэль поклялся себе, что какой бы чудовищной ни была боль, он не позволит себе ни единого крика или просьбы о пощаде.
Хорошо зная, в том числе и по собственному совсем недавнему опыту, самые чувствительные места на молодом теле, Табик выбрал для первого удара самый низ ягодиц, там, где полушария соединялись с бедрами. Он сделал шаг назад, широко размахнулся и, резко качнувшись вперед, опустил прут на обнаженное тело мальчишки. Мигуэль услышал пронзительный свист рассекаемого розгой воздуха и мгновение спустя острая боль обожгла самый верх его стройных мускулистых ляжек. Юноша сжал зубы и не произнес ни звука.
Раздосадованный промахом, коренастый охотник стал безостановочно наотмашь стегать свою жертву, не выбирая больше цели. Удары гибкого прута покрывали гладкую кожу на оголенной заднице и бедрах парня беспорядочным узором быстро багровеющих рубцов. В местах их пересечения на теле уже выступило несколько капелек крови.
Взбешенный тем, что опять не может вырвать у сопляка позорящих мужчину воплей, Табик со все возрастающим остервенением полосовал растянутое между столбами гибкое голое тело. Розга в его руке надломилась, но Табик, не замечая этого, продолжал хлестать ненавистного врага, издавая нечленораздельное рычание, пока главный охотник не вырвал у него измочаленное орудие наказания и не отшвырнул в сторону также легко как непонятливого щенка. Мигуэль получил мгновение передышки, но почти тут же один из старших охотников взял новую розгу, чтобы продолжить экзекуцию.
Ририти сек юношу также деловито и бесстрастно, как разделывал рыбу или вытачивал наконечники для стрел. Багровые полоски от его сильных размеренных ударов ровно, почти не пересекаясь, покрывали спину, ягодицы и ляжки обнаженного паренька. Хотя он не замахивался так сильно как Табик, прут в его опытной руке причинял несчастному Мигуэлю еще большую боль, не пропуская ни одного сантиметра нетронутой кожи.
После тридцати - сорока ударов Ририти сменил Тила, а его, в свою очередь, Кариба. Эти двое обращались с розгой также умело. Мигуэль получил уже около ста сорока ударов, больше чем когда-либо раньше. Его небольшой сплошь исполосованный зад стал бордовым, из рассеченной во многих местах кожи сочилась кровь, стекая по сторонам полушарий и капая на дощатый пол крыльца. Не в лучшем состоянии были и ноги юноши от задницы до колен. До крови прикусив нижнюю губу, мальчик по-прежнему глотал крики, но боль в истерзанном теле становилась все нестерпимей. Каждый раз, как розга впивалась в его беззащитную нагую плоть, волна оглушающего жара окатывала Мигуэля от кислей рук до ступней, заставляя все его стройное обнаженное тело содрогаться, как от удара электрического тока. Единственной мыслью в затуманенном болью разуме юноши оставалась мольба к Киу даровать ему спасительное беспамятство, очнуться от которого ему уже не придется. Но видно недостаточно раскаяния и покорности слышалось мстительной богине в этом безмолвном крике, и она не спешила даровать молодому преступнику забытье, продолжая его мучения.
Зрители наблюдали за поркой в молчании, большинство равнодушно: для них нарушивший табу подросток был уже в мире теней и не воспринимался как живой член племени, некоторые, как Табик, с порой нескрываемым злорадством, и лишь очень немногие, из числа познавших его любовь девушек и юношей, с затаенной печалью по его ласковым объятьям в укромном уголке где-нибудь на опушке джунглей или берегу реки.
Возможно, кто-то из последних и просил богиню сжалиться нам молодым и красивым найденышем, но вряд ли ожидал такого ответа. Злополучное дерево, так не вовремя подстелившее свою тень под ноги неосторожному охотнику, вдруг вспыхнуло от корней до самой кроны. В тоже мгновение все взоры: и опешивших зрителей, и взмокшего от трудов Карибы с измочаленным прутом в руке, и даже истерзанного болью, растянутого между столбами Мигуэля,- обратились к полыхающему стволу.
Через мгновение оцепенение спало, и все пришли в движение: те, чьи хижины находились рядом с горящим деревом, в том числе и Кариба, с криками бросились спасать свое жилье, другие наоборот отбежали подальше от знака богини, памятуя об ее вспыльчивом характере. Лишь шаман Нати, какое-то время оставаясь на своем месте, пристально всматривался в пылающее дерево. Затем он не спеша подошел к забытому всеми Мигуэлю и двумя движениями перерезал веревки, удерживавшие на весу нагое окровавленное тело парня, которое тут же подхватил возникший рядом Род. Шаман одарил светлокожего юношу таким же долгим изучающим взглядом, каким смотрел только что на дерево, и который заставил молодого канадца замереть и внутренне похолодеть, затем так же не торопясь, повернулся и удалился к своему жилищу, не обращая на переполох никакого внимания. Родди несколько мгновений смотрел как завороженный ему вслед, затем встрепенулся и осторожно понес обмякшего у него на руках друга к его хижине на окраине селенья.

Catpaw

Комментариев нет:

Отправить комментарий