Под флагом Мартиники. Часть2

Под флагом Мартиники. Часть2
Уже в подъезде дома на Ростовской Руслана вдруг охватили сомнения.
- Слушай, Жень, может я сейчас домой, а к тебе завтра с утра зайду?
- Не-е. Папа с тобой хотел познакомиться. И Пенелопа с Робером тоже. И потом… - Эжен опустил глаза и, кажется, впервые за все время их знакомства выглядел смущенным, - Знаешь, после порки одному в комнате так… тошно, в общем. Наташка иногда заходит, но она же девчонка! А так, мы с тобой поболтаем, я тебе «ЭльфКвест» покажу – у меня все выпуски есть с самого первого. И фотографии австралийские… Останься, а?
Руську затопила волна симпатии и сочувствия другу.
- Женька, да раз ты сам хочешь… Я конечно… Я же думал, что тебе неприятно будет, если я… если при мне…
- Что меня при тебе высекут? – мальчишка облегченно засмеялся, - Да меня отец дома, на Мартинике, почти при всех моих друзьях порол. И вообще при совсем посторонних людях случалось. Субботняя порка – для него святое. И никто и ничто не может ей помешать! Закон Одиго номер один.
Дверь ребятам открыл полноватый негр, несмотря на жару, в застегнутой на все пуговицы белоснежной рубашке и при галстуке.
- Хай, Робер!
Они с Эженом хлопнули ладонями – похоже, с сыном хозяина водитель и «адъютант» месье Одиго был на дружеской ноге. Женька тут же куда-то умчался, прихватив оба скейта, а Руслан остался наедине с Робером в некотором смущении.
- Пардон. Же не парль фрасэ, - выдавил из себя парнишка, напрягая весь свой скудный запас французских слов.
- Не проблема! – улыбнулся Робер, - Я много возить мадам Одиго, Людовик, Натали. Понимать русский – ОК. Говорить – чуть-чуть. Я говорить Вам, месье Русик, - тренировать русский – ОК!
- О! Ну, тогда – отлично! – мальчишка с облегчением улыбнулся и пожал протянутую руку, - А откуда Вы меня знаете?
- Людовик приходить школа – о Вам говорить. О-ля-ля! – негр засмеялся, показывая крупные белые зубы, - Два-три день только о Вам говорить!
«Ух ты! Ну кто бы мог подумать, что я такая популярная личность в семье карибского миллионера!» - подумал Руська, припоминая, что и он сам последние дни замучил отца рассказами о новом друге.
Легок на помине, тут же вернулся Женька – снова совершенно голый. Судя по нулевой реакции со стороны Робера, все домашние действительно привыкли к наготе младших Одиго. Плавников тоже освободился от кроссовок, носок и футболки, но джинсы снимать постеснялся. А приятель уже тащил его в столовую – знакомить с главой семейства.
После рассказов Эжена о еженедельных порках, месье Одиго представлялся юному москвичу этаким суровым аристократом с каменным лицом, вечно заложенными за спину руками и сурово сдвинутыми бровями. Как часто бывает, заочно составленный портрет оказался далек от действительности. Консул Мартиники оказался невысоким – лишь чуть выше своего сына – худощавым человеком с очень живым, подвижным лицом и удивительно любопытными глазами. Руське он показался похожим на французского актера Тьерри Лермитта. По-русски Одиго-старший говорил с заметным акцентом – смягчая звук «л» – но грамматически правильно и очень быстро.
- Рад с тобой познакомиться, Русик! Людовик много говориль о тебе. Я рад, что у сына в Москве быстро появилься друг. Я думаю, моя женя – мама Людовика – тоже будет рада с тобой познакомиться, когда приедет в Москву. Она всегда хотеля, чтобы у наших детей были друзья с их второй родины. Вы наверняка хотите есть. Мальчишки всьегда гольодны, а вы еще польдня носились по городу. Идите на кухню – Пенелёпа для вас наверняка что-нибудь быстренько приготовит.
Перекочевывая вслед за другом на кухню, Руська чувствовал себя совершенно сбитым с толку. Он совершенно не мог себе представить, что совсем уже скоро этот улыбчивый доброжелательный человек будет стегать Женькину задницу прутом, припоминая все «преступления» за прошедшую неделю. Может, Женька его просто разыграл и никакой порки не предвидится? Но тогда, в подъезде, когда друг уговаривал его остаться на ночь, это совсем не походило на шутку…
Пенелопа, круглолицая хлопотливая мулатка, выполнявшая в доме Одиго обязанности завхоза и поварихи, не разочаровала ребят, вручив каждому по несколько еще горячих пирожков с тающей на языке начинкой. Но не успели мальчики покончить с этой нехитрой трапезой, как раскатился удар гонга и Руська чуть не подавился очередным пирожком. Бросив взгляд на вытянувшееся и как-то сразу поскучневшее лицо друга, он догадался, что сей сигнал означает. Женька выпрямился, положил на тарелку недоеденный пирожок и, бросив на Русика приглашающий взгляд, быстро зашагал по коридору. К удивлению паренька, Пенелопа тоже отложила недомытую посуду и, прихватив тарелку с пирожками, направилась вслед за ними.
Так втроем – впереди напряженный Одиго-младший, за ним смущенный, но заинтригованный Плавников, и Пенелопа с блюдом – они и проследовали в соседнюю с Женькиным жилищем дверь. В этой маленькой (по меркам апартаментов Одиго) с голыми стенами комнате собралось уже все знакомые Руслану лица: сам консул, Натали и Робер.
Гость робко присел рядом с Пенелопой на один из обитых кожей диванчиков слева от входа и уставился на еще один предмет мебели, расположенный прямо посередине практически пустой комнаты. Это сооружение напоминало обычного физкультурного «козла», но было дополнительно снабжено системой приспособлений, предназначенных, очевидно, для того, чтобы изменять его высоту и конфигурацию. Обтянутая черной кожей «спина» «козла» поблескивала на взгляд юноши как-то угрожающе. Впечатление еще усиливалось от красовавшихся на ней трех длинных тростей.
«Это, должно быть, та самая cane – ротанговая розга, с которой хорошо знакомы многие поколения английских школьников», - подумал парнишка, которому не раз доводилось читать ее описание в исторических романах.
Одиго-отец, одетый в свободное белое кимоно, сейчас как раз пробовал одну из них на гибкость. Увидев вошедшего сына, он поманил мальчика пальцем. Обнаженный паренек подошел и замер в двух шагах от родителя прямой, как натянутая тетива лука. Продолжая сгибать и разгибать трость, консул спросил что-то у сына по-французски. Женька отвечал подробно, спокойным, без дрожи голосом, хотя заметно было, как мальчишка внутренне напряжен. Дождавшись конца Женькиного монолога, старший Одиго стал задавать вопросы, на которые тот подробно отвечал.
В конце концов консул удовлетворенно кивнул, отрывисто бросил еще одно слово («Должно быть, количество ударов», - догадался Плавников) и концом прута указал сыну на зловещую конструкцию. Эжен, не возражая, подошел к «козлу» и улегся не него животом так что руки и ноги мальчика свисали с противоположных сторон сооружения. Оказавшийся рядом Робер, умело пристегнул запястья и щиколотки паренька к «ногам» копытного, а затем еще одним ремнем подлиннее притянул его поясницу с кожаной поверхности «седла». Но подготовка к порке еще не закончилась: чернокожий шофер начал с усилием крутить какую-то ручку и стойки «козла» стали разъезжаться в стороны. Закрепленные на них руки и ноги Женьки расходились в стороны больше и больше, пока не замерли под углом более ста пятидесяти градусов друг к другу. В таком положении полушария ягодиц подростка оказались до предела раздвинуты, не оставляя ни одного недоступного для розги места. Яички и член юного Одиго беззащитно свисали между широко разведенными ляжками.
Руська весь покрылся мурашками и обежал глазами других свидетелей порки. Но остальные зрители, похоже не находили в зрелище распластанного как лягушка голого мальчишки ничего необычного или шокирующего. Пенелопа, когда Русик встретился с ней взглядом, вопросительно подняла брови и с улыбкой протянула ему пирожок с тарелки. Паренек с трудом сглотнул и отчаянно замотал головой.
А месье Одиго тем временем, не откладывая дела в долгий ящик, уже примерялся для первого удара, слегка похлопывая концом прута по оголенным ягодицам сына. Вот свистнула розга и в первый раз щелкнула по напрягшимся упругим половинкам…
Первые десять ударов по заднице сына Одиго-старший нанес не слишком усердствуя: трость невысоко поднималась над своей мишенью и почти не задерживалась на поверхности тела. Однако на гладкой попе мальчишки тем не менее проступил десяток красных полосок, заметно выделяющихся на смугловатой коже. Женька лежал пока довольно спокойно, даже, как показалось внимательно наблюдающему Русику, слегка расслабив мышцы ягодиц и бедер.
Отсчитав наследнику первый десяток «горячих», консул сделал паузу и отступил, как бы оценивая результат совей работы. Пауза длилась довольно долго и Руслан успел даже со смесью облегчения и разочарования подумать, что на сегодня мучения его друга закончились, но тут месье Одиго поменял сторону, отступил на шаг назад и, размахнувшись, резко опустил трость на ягодицы сына. Розга впилась в тело мальчишки, заставив его дернуться в своих путах, но не отправилась в обратный путь сразу, как раньше. Консул на несколько мгновений задержал прут, позволив ему охватить зад подростка по всей ширине, доставая до еще не затронутой ложбинки между широко раздвинутыми половинками. Когда ротанг все же ушел вверх для нового замаха, на загорелой Женькиной коже остался багровеющий рубец с припухшими краями.
Порка Одиго-младшего продолжилась все также размеренно и неторопливо. После каждого удара розги стройное тело мальчика напрягалось, как будто пытаясь разорвать удерживающие его ремни, но ни криков, ни плача, ни просьб прекратить наказание слышно не было. За первым десятком последовал второй, затем третий. Когда количество ударов приблизилось к сорока и гибкая трость каждый раз ложилась на уже воспаленную, ставшую чрезвычайно чувствительной кожу, Эжен начал тихонько вскрикивать и мотать головой из стороны в сторону, но в остальном сохранял поразительное, на взгляд юного москвича, самообладание.
Чувства Плавникова во время порки друга становились все более противоречивыми. С одной стороны у Русика сердце кровью обливалось при виде страданий приятеля, не говоря уж об откровенном восхищении тем мужеством, с которым Женька переносил жгучую боль. С другой – вид широко раздвинутых ног одноклассника, то напрягающихся, то расслабляющихся мускулов на его стройных бедрах и ягодицах, все новых наливающихся синевой рубцов на упругой загорелой попке вызывал ответное возбуждение его молодого организма. Чувствуя возрастающее напряжение пониже живота, парнишка все больше радовался, что догадался не снимать раньше времени джинсы.
Тем временем, всыпав сыну уже сорок пять «горячих», карибский миллионер отложил славно поработавшую трость и выбрал другую, на вид толще и длиннее первой. Каким-то шестым чувством Руська осознал, что это означает скорое окончание порки. Скорое – но не немедленное. Взвесив в руке новый прут, Одиго-старший широко замахнулся и со всей силой опустил его на беззащитно выставленную задницу сына. Щелчок розги о тело напоминал пистолетный выстрел. Женька вскрикнул уже почти в полный голос, а там, на дальней стороне ягодиц, куда пришелся кончик прута, выступила капелька крови. Следующий удар пришелся на самое основание ягодиц и вновь вырвал у Женьки громкий вскрик. Отец вновь обошел тело сына и еще трижды наотмашь хлестнул полыхающий зад сына с другой стороны. Отбросил прут. Экзекуция подошла к концу.

Catpaw